Театр души | страница 35
Онорина: Мне всегда надо было защищать членов семьи от смерти.
ДжМ: Кого именно?
У меня в голове время от времени проплывают гипотезы: Онорина была последней из трех детей, родилась гораздо позже первых двух; возможно, она возложила на себя ответственность за то, что после нее не родился никто. Она все время говорит, что ее называли «последней младшенькой». Было ли это положением нежно любимой? Разве она не избавилась, в каком-то смысле, от всех моих детей в начале сессии? А что же ее собственное невыполненное желание иметь детей? Все ее ритуалы и колдовство — не предназначены ли они, часом, защитить детей от ее желания избавиться от них?
Онорина: О, но это же понятно. Мне надо было защищать родителей и больших детей.
ДжМ: А «последняя младшенькая»? Почему ей надо было это делать?
Онорина: Я всегда чувствовала такое одиночество... Подростком я все свободное время проводила, присматривая за чьими-нибудь детьми. Все знали, как я люблю детей. Однажды я случайно уронила трех малышей; я их везла в машинке, а она неожиданно перевернулась и все малыши выпали. Я их подобрала, а потом они опять выпали. Это ужасное воспоминание. (Долгое молчание.)
Я наконец прошу ее рассказать мне побольше о своих мыслях по поводу моих «детей-цветов». Пытаясь это сделать, она прокручивает множество случаев, когда, несмотря на ее усилия, она так и не могла ничего толком достичь. У нее «не было сил», «не хватало решимости» и т.д. Она снова пытается думать о моих «детях-цветах», но высказывает еще одну старую жалобу на себя самое: если она позволит себе все свои агрессивные и враждебные мысли, то станет презренной личностью. Фактически, она указывает, что ее чувства ненависти опасны, не только потому, что детская мегаломания наделила их всесилием, но еще и потому, что она рискует убить все, что есть в ней любящего и защищающего. (А фактически, это и были истинные качества Онорины.)
ДжМ: Другими словами, Ваша колдовская агрессивная сила на самом деле не действует? Даже малыши, которых Вы дважды уронили на землю, и то не пострадали.
Онорина: Столько тревоги из ничего — почти смешно, правда? (Она смеется.)
ДжМ: Бессилие всех этих магических мыслей, факт, что они не действуют — может быть, это даже худший удар по собственному образу?
Опорииа: Да, правда. В конце концов, если все эти плохие мысли, которые врываются в меня так часто, никому не вредят — ну какая тогда от них польза!
Так маленькая Онорина, переполненная агрессивными чувствами, робко вышла на аналитическую сцену. Была ли это новая Онорина, которая сама выкинула из материнской утробы всех детей, которые могли бы «процветать» там после нее? В любом случае, именно этой Онорине впервые за шесть лет выпал случай самой произнести свой текст и попросить о понимании.