Именно эта «сытость» и «обутость» породила всевозможные высказывания о «коммунистическом» характере инкского общества, однако эти самые «сытость» и «обутость» общинника никак не противоречат высказанному выше мнению о положении общины — греческий или римский рабовладелец также должен был заботиться о «благополучии» своего раба, если хотел заставить его работать. Впрочем, община сама кормила и одевала и господствующие классы, и себя, чему во многом способствовали выдающиеся сельскохозяйственные культуры, прежде всего кукуруза и картофель, и высочайшая культура земледелия, которая, к слову будет сказано, отнюдь не являлась изобретением или достижением инков, а была лишь заимствована ими из тысячелетнего опыта индейцев Перу, как, впрочем, и сама община.
Именно такой вырисовывается схема экономической и политической ситуации Тавантин-суйу к моменту прихода испанцев. В жизни же все было гораздо сложнее. Институт йанакун (домашних рабов) укреплялся; земля, ставшая монопольной собственностью правителей из Куско в результате завоевательных походов, превратилась в предмет вознаграждения неинкской аристократии и отличившихся воинов, что означало появление частной собственности на землю. Местная знать постепенно набирала силы, используя созданные или получившие дальнейшее развитие при инках социально-экономические институты.
Таким образом, классовый характер инкского общества не вызывает сомнений; убедительное подтверждение этому читатель найдет в сочинении Гарсиласо, особенно в его рассказе о жестокостях Ата-Вальпы, в котором чрезвычайно ярко, хотя и непреднамеренно, показана иерархическая (классовая) лестница инкского общества.
Повторяем, что это только схема социально-экономической структуры империи инков, реальная действительность которой отличалась значительно большим многообразием форм ее конкретного воплощения в жизнь. Для нас же главным является то, что социально-экономическое развитие Перу, при всем своем своеобразии и оригинальности, было подчинено общим законам развития человеческого общества.
* * *
Чтобы глубже понять и по достоинству оценить значение социально-исторического и литературного подвига Гарсиласо, нам следует обратиться к другому выдающемуся перуанцу — к Хосе Карлосу Мариатеги.
«В литературе колониального периода Гарсиласо стоит особняком, — писал Мариатеги в "Семи очерках". — В его творчестве встретились две эпохи, две культуры. Но Гарсиласо был больше инка, чем конкистадор, больше кечва, чем испанец, что бывает довольно редко. И именно в этом и состоит его индивидуальность, его величие.
