Развалины города — их города — напоминали нетронутые джунгли из живой кости и кочек, заросших грубой психопластичной плотью. Может, когда-то город и был красив, но теперь он стал великолепен. Скопления безмолвных ксеносских лиц покрывали стены, как плесень, по улицам тянулись живые тени. Причудливые площади заливал сверхъестественный свет, а в разрушенных зданиях с хихиканьем бродили фосфоресцирующие силуэты. Это было безумие, живое и мертвое одновременно. Весь Урум в миниатюре.
Урум Мертво-живой. Старый мир, как называли его некоторые. Планета не всегда носила это имя, Урумом ее нарекли старьевщики с археорынков, и другого названия не было. Для Олеандра же этот мир был просто домом.
Порой он забывал, почему вообще уехал отсюда. А иногда память была слишком услужлива. Он лениво коснулся сделанного из хрупких стеклянных пузырьков с зельем ожерелья и остановился. Ветер ослаб, словно чего-то ожидая. Олеандр хмыкнул и повернулся. К нему приближались.
— Наконец-то, — протянул он.
Мерцающие силуэты тянулись через руины. Они светились, как металл на солнце, но металлические объекты не могли двигаться так плавно и быстро. Во всяком случае, судьба до сих пор берегла его от встреч с чем-либо подобным. Они следовали за ним последние несколько часов, и, возможно, эта игра им наконец наскучила. Или он был ближе к своей цели, чем думал. Город менялся с каждым годом, но Олеандр не был уверен, растет он или умирает. Быть может, верны были оба варианта.
Сторожевые звери были низкими и поджарыми. Они вызывали ассоциации с волками, хотя выглядели совсем иначе и больше походили на ящеров, населяющих некоторые дикие миры, только с перьями из жидкого металла вместо чешуи и заостренными, похожими на клюв мордами. Единственным звуком, который они издавали, был скрежет ног-клинков по земле. Они разделились, исчезли в тенях разрушенных зданий, и даже с трансчеловеческими органами чувств за ними не получалось уследить. Олеандр занял боевую стойку, положил пальцы на рукоять меча и принялся ждать. Мгновение растянулось, секунды утекали одна за другой. Ветер набрал силу, и в голове зазвенело от пронзительных криков мертвецов.
Олеандр некоторое время пел вместе с ними, то повышая, то понижая голос одновременно с ветром. Это была старинная песня — старше даже, чем Урум. Он узнал про нее на Лаэране у выжившего из ума поэта по имени Кастинь.
— Странно ночью, когда черные звезды горят, и странно луны в небе кружат… Скоро песни Гиад зазвенят…
