— А ну, дохни! — грозно сказал дворник. — Дохни-ка на меня!.. Что за черт: чем надо, не пахнет…
И дворник закончил с обидной снисходительностью:
— Ты, может, не в себе? Ты, может, откуда сбежал? На излечении был?
— Сами вы сумасшедший! — гневно закричал Каблуков и пошел дальше.
…Через несколько минут Каблуков сидел в сквере и тяжело вздыхал, бормоча о задвижках, щеколдах и затоваривании.
Тоненький голосок раздался у самых ног Каблукова:
— Дядя, чего это?
Каблуков повернул голову. Перед ним стоял мальчик лет пяти и в руках держал заржавленный кусок металла.
— Это? — радостно начал Каблуков. — Это, братец ты мой, кусок шпингалета… Знаешь ты, что такое шпингалет?
— Неть…
— Ну, повтори: шпин-га-лет.
— Пин-га-лет. Шшш…
— Правильно. Только «ш» вначале. Из-за этого, брат, шпингалета плюс задвижки и плюс щеколды мне, брат, чуть-чуть такого не вмазали, что прямо ой-ой-ой… Возглавляю я, понимаешь, скобяную секцию… И притом нахожусь в служебной командировке, ты это себе заметь… Тебя как зовут?
— Витя…
— Так вот, брат Витя. Я, значит, уезжаю в командировку, а они…
Каблуков почти кончал уже повествование, когда подошедшая женщина высокого роста, с большими красными руками — по всей видимости, Витина нянька — сердито закричала на него:
— Ты что это, прохвост этакий, ребенку говоришь? С этаких лет дитё в склоку вводить! Да ты своих заведи, над ними и измывайся!
Нянька, продолжая ругаться, поволокла мальчика за руку. Каблуков вздохнул еще раз и направился домой. Ему несколько полегчало.
Он сидел пригорюнясь за своим резным и колончатым столом, пытаясь читать деловые бумаги. Но ничего не получалось из такого намерения. Вздыхая глубоко и почти со стонами, он время от времени подымал глаза к потолку и бормотал что-то невнятное…
Постучали. Сидящий за столом отозвался тихим, печальным голосом:
— Да… входите уж…
Тот, кто стучал, спросил, открывая дверь:
— Разрешите?
— А, это ты, Мукахин… Входи… Слыхал, Мукахин, поломали нам проект нового здания для нашей организации? Эх-хе-хе!..
Мукахин зажмурился и горестно покачал головою: дескать — кошмар! Но качал он очень осторожно, ибо в руках у него помещались четыре пухлые и, как видно, тяжелые папки.
— Дааа… Ах, Мукахин, Мукахин, а какой был проект!.. Я думаю, со времен этого — ну, который еще любил колонны делать — итальянский такой архитектор…
— Палладий, что ли, Семен Сергеич?
— Нет… хотя — да, именно он. Со времен Палладия, я говорю, ничего более изящного не намечалось к постройке…
