Директор подмахнул…
В бухгалтерии Чоботов поднял указательный палец и сказал мне:
— Тон номер три — фамильярный. Наблюдайте!
После чего направился к барьеру, за которым виднелась чья-то молодая, но очень быстро — ну прямо на ваших глазах — лысеющая голова. Чоботов подошел и, весело подмигнув, обратился к владельцу головы:
— Я, понимаешь, к тебе по следам пришел: иду и смотрю, понимаешь, на пол: где твои волосы валяются, там ты, значит, проходил…
Лысый машинально принялся приглаживать расческой свои жидкие кудри. А Чоботов долго и добродушно смеялся. Потом как-то сразу со стуком захлопнул рот и сказал:
— Ну, ладно, ладно, на, черт паршивый! Выплачивай наличными! Вот резолюция директора.
Лысый сотрудник принял бумагу, долго изучал ее и потом сказал:
— Не имею права, поговорите с главбухом.
Чоботов вырвал у лысого из рук бумагу и пригласил меня следовать за собой за барьер.
Еще раз подняв палец, Чоботов внушительно сообщил мне:
— Начинается тон номер четыре — хамский. Главный бухгалтер всегда боится, что у него где-нибудь что-нибудь не в порядке. Людей много, а отвечает он один. Следственно, на бухгалтера надо кричать, и тогда он робеет.
Мы подходили к внушительному американскому бюро в стеклянно-фанерно-стеклянном закутке.
— Вы — главный бухгалтер? — брезгливо спрашивает Чоботов.
— Я, — отвечает тучный блондин. — Что угодно?
— А то угодно, что пора бы вам привести в порядок вашу отчетность!
— То есть? — неуверенно говорит бухгалтер.
— Вот вам и «то есть»! Насажали здесь сорок человек и восемь лошадей, и каждый делает что хочет!..
— Да что вам угодно? — совсем уже бледный, лепечет бухгалтер. — Если вы насчет счетовода Кропотова, так он с завтрашнего дня уволен…
— Нет, тут не Кропотов, тут хуже пахнет…
— Василисина у нас уже не служит! — истерически перебивает бухгалтер.
— И черт с ней, с Василисиной! Я требую, чтобы у вас по резолюции вашего же директора выдавали деньги!
Главбух испускает вздох облегчения.
— Только-то? — нежно шепчет он. — Где ваша бумажка?..
Через пятнадцать минут с ордером в руках мы подходили к кассе.
— Тон номер пять — ласковый, — говорит Чоботов. — Почему ласковый? Потому что кассира иначе не проймешь. Если с кассиром грубить, он закроет окошечко и будет до вечера переслюнивать трешки. И ничего нельзя сделать. Это первый человек — кассир… Тихону Николаевичу наше! — вдруг запел Чоботов. — Как живете-можете? Как здоровье? Супруга как?
— Да вот изжога все мучает, — солидно отозвался из своей клетки кассир. — Как чего поешь, в глотке будто шарикоподшипник перекатывается, а ниже — в пищеводе то есть — сипит что-то и сипит…
