— Что ты там квакаешь? Что квакаешь?.. Работать надо толково, a не квакать!..
Иван Прохорович, как видно, пытался выразить свое удивление по поводу странного тона, каким заговорил с ним Брыксин. Но Янус не желал слушать, что ему отвечал — по его мнению — Гусяцкий. Его, как говорится, понесло. Прорвало. Он орал:
— Вообще, я до вашей конторишки еще доберусь! У меня есть на вас материал! Вы там все лодыря гоняете, а отдуваться думаете на мне, да? Этот номер не пройдет, голубчик! Я вас всех сумею одернуть!..
Швырнув трубку № 1 об стол, Брыксин вежливо поднес к уху трубку № 2 и, чуть что не целуя эту трубку, сообщил Гусяцкому:
— Последнюю секундочку, дорогой мой! Сейчас все сообщим. Ну вот сейчас-сейчас…
И опять стал кричать на своего начальника:
— Долго это безобразие будет продолжаться?! Такие цифры должны быть у вас самих наготове каждый день! А то, знаете, дураков нет с вами в поддавки играть!.. В случае чего я так подстрою, что попадешь в приказ по министерству!.. Да, да, именно как губошлеп и головотяп… Я, брат, не буду ждать, когда народный контроль надумает тебя проверить! Я сам раскрою все карты! Так-то!
И снова — в трубку № 2:
— Вы не устали еще, дорогой мой?..
А оттуда послышался голос Гусяцкого:
— Помилуйте, товарищ Брыксин, это же наша обязанность.
— Кто это говорит? — дрогнувшим голосом спросил Янус.
— Как кто? Гусяцкий вам докладывает. Вы же у нас запрашивали…
Но неудачливый Янус уже схватился за трубку № 1. Она зловеще молчала: Иван Прохорович в гневе прервал связь…
Янус-Брыксин некоторое время сидел, уставившись глазами в пятно на обоях и жуя губами. Лицо у него было ни № 1, ни № 2, а скорее № 3: растерянное и глупое.
Затем Брыксин вяло наклонил ухо к трубке № 2. Там еще что-то журчало: очевидно, Гусяцкий не терял надежды доложить цифры остатков. Брыксин не торопясь взял в руку трубку и ударил ее об пол,
В большом магазине тканей — обычная суета: покупатели входят и выходят, рассматривают прилавки, полки с товарами и витрины, толпятся у кассы. Равномерно гудит говор многих людей. И вдруг, прорезая этот гул, раздается истошный женский плач:
— Ай, батюшки! Ай, матушки! Убили, зарезали! Ограбили! Украли! Ай, батюшки! Вой-вой-вой-вой!..
— Что случилось?! Кого убили?!
— Ты чего ревешь, тетка?
— Ды батюшки! Ды матушки! Убили-зарезали-ограбили-обокрали! Вой-вой-вой-вой-вой!
— Ты толком говори: убили тебя или обокрали?!
— Обокрали, а через то — убили насмерть: как я теперь мужу скажу? Что мне свекровь-то сделает?.. Вой-вой-вой-вой…
