. Она было хотела верну…
Иванов. Цыц! Но кто-то там не захотел. Мы всё знаем. Это, значит, три. Теперь: насчет продуктов на дом мы уже говорили?
Жена Иванова. Ты говорил.
Иванов. Ну, значит, нам пора.
Гуревич. Вы бы…
Жена Иванова. Не посидим! Молчать! (Идет к двери, скомандовав мужу.) За мною марш!
Иванов следует за женою. Оба ушли.
Жена Гуревича(испуганно глядя на дверь). Странные гости…
Гуревич(глядя туда же). С ними нельзя разговаривать… Они все наперед говорят…
Занавес
Улица. Вечер. Фонарь. Молча идут Иванов и его Жена. У фонаря их ждет Автор.
Автор. Вижу, опять неудача. Попробую помочь вам еще раз…
Иванов(мягко кладет Автору руку на плечо). Не надо…
Жена Иванова. Лучше мы — домой.
Иванов. Всюду будет одно и то же…
Жена Иванова. Мы так устали…
Иванов(нежно, жене). Мы еще отдохнем, старушка моя…
Тихо уходят.
Автор. Вы, взявшие в руки книгу, чтобы позабавиться и посмеяться над отдельными конкретными… А ну вас!.. (Исчезает, дергаясь и ехидно смеясь.)
Занавес
Первая моя встреча с Будоражкиным произошла при следующих обстоятельствах. В одном учреждении мне сказали:
— По коридору налево третья комната, Будоражкин. Пусть он подпишет, тогда будем оформлять…
Я повернул по коридору налево, отсчитал третью дверь, открыл ее и вошел…
Коридор был вполне пристойным, подметенным, стены и двери украшены соответствующими табличками и плакатами. Естественно, что за дверью я ждал помещения в таком же вкусе. Но попал я в комнату, где вся мебель находилась во вздыбленном состоянии: письменные столы, распавшиеся на составные части, громоздились один на другой; стулья чуть что не были подвешены под потолок; зато шкафы были повержены наземь; папки и бумаги лежали на полу, на столах, на стульях, на шкафах, привалены были к стенам и, кажется, даже прилеплены к потолку. Тучи пыли носились по комнате, словно здесь проводили мероприятие, известное в пустыне Сахаре под названием «самум». Среди этого великолепия около десятка людей как будто разыгрывали сцену автомобильной катастрофы: кто-то вопил, как пострадавший при аварии; кто-то с кем-то ссорился; кто-то отдавал распоряжения общего характера; а кто-то выкрикивал во вкусе небезызвестной «Дубинушки» («Раз-два, взяли! Раз-два, сама пойдет!»). А я, как нарочно, залетел с размаху в самую середину комнаты, и только после того, как меня чуть было не накрыли остовом огромного дивана, я в испуге отпрянул в сторону и, с шипением и подвыванием потирая отдавленную ногу, спросил, обращаясь неизвестно к кому:
