— Товарищ, дело, видите ли, в том, что у вас скончался один больной, но этот больной вовсе не я.
Грымза смотрит на меня осклизлым взглядом и заявляет:
— Гражданин, вы думаете, что вы говорите?
Я ей:
— Конечно. Я-то, как видите, жив, а мой паспорт вы заслали в загс как якобы умерший.
Она говорит:
— Это кто — паспорт у вас умерший? Вы что — вы пили?
А я ей:
— Нет, вы только послушайте: умер моей жены троюродный муж; а я — сами видите — живой. Можете даже меня потрогать!
Грымза тогда говорит:
— Зачем вас трогать, когда вы и так тронутый?.. Идите, идите себе, гражданин: у нас больница по внутренностям, мы психических не берем…
— Не уйду! — кричу. — Скликайте ваших профессоров! Пускай они сделают конвульсиум и дадут справку, что я живой!!!
Грымза только откинулась назад и сказала еще одной:
— Клава, сбегай за санитарами. Это, безусловно, припадочный.
Мне еще не хватает, чтоб меня теперь загребли санитары. Безусловно, я из этой больницы бегом…
И прямо к себе на службу. Прямо к своему заведующему, товарищу Терникову. Говорю ему:
— Мне даже совестно вам докладывать, товарищ Терников, но вот какая петрушка… Меня тут случайно записали в покойники, хе-хе…
Терников отвечает:
— Да, да, я знаю. Мы уже отчислили тебя приказом ввиду смерти.
— Товарищ Терников, почему же вы тогда не удивляетесь, что я к вам пришел? Или вы считаете, что я — призрак?
— При чем здесь призрак? Мало ли какая у тебя может быть надобность записаться в покойники?.. Растрата крупная… или ты от алиментов думаешь скрыться…
Я уже хриплым голосом ору:
— Нет у меня ни растрат, ни других грехов!.. На коленях вас умоляю: возьмите меня обратно на работу!..
А заведующий:
— Вряд ли, — говорит, — это удобно. Имеется приказ управляющего о твоей смерти. Мы сейчас не пойдем на то, чтобы отменить приказ. Зайди месяца через три; если окончательно не умрешь — поговорим о возможности вновь зачислить тебя к нам…
И вот, дорогие граждане, плетусь я к себе домой и думаю: быть мне покойником до самой смерти. А навстречу мне попался некто Фисаков — председатель нашей кассы взаимопомощи. Он мне замечает:
— Послушай, Семен Иванович, отворачиваться тебе особенно не приходится. Ты лучше скажи: когда ты отдашь ссуду?
— Какую еще ссуду?
— Здрасте! Да ты у нас в кассе брал сорок рублей или нет?!
Ну, думаю, теперь настал мой черед поиздеваться.
— Ах, да, — говорю, — при жизни еще я что-то такое брал… Но поскольку я теперь умер, попрошу задолженность списать. Пока!
