Он видел слитную силу коллектива, и будущий мир ему виделся именно таким коллективом дружных, свободных людей. Но его будет скреплять не единая команда и одинаковая форма, а глубокая внутренняя, разумная связь…
Девятнадцатый век Фурье встречает сложившимся мыслителем.
То, что впитывалось капля за каплей из мира, в котором он жил, то, что разгоралось в душе, превратилось теперь в огонь, который сжигал все на своем пути.
Фурье гневно бросает вызов буржуазной цивилизации. Он срывает покровы слов, лозунгов, пустых обещаний и показывает жизнь такой, какова она есть. Причем видит то, чего не видели современники.
В этой цивилизации, писал он, зло делает десять шагов вперед, когда добро делает один шаг. Машина – это добро, но она разоряет тысячи ремесленников, делает нищими, бездомными, а то и просто преступниками беспризорных людей, вчера еще трудившихся в своих мастерских. Большой город – это добро, но зло также делает свои десять шагов. Блага этого города – театры, книжные лавки, фонари – доступны едва ли десятой части жителей. Большинство ютится в темных, сырых каменных норах, их даже не назовешь квартирой. Десять шагов зла… Они все время стучат в сердце Фурье.
В этом мире все навыворот, говорил Фурье: интересы людей противоположны, единства между ними нет. Война всех против всех кипит в столицах и в маленьких городках, в каждой клеточке этого строя.
Врач желает, чтобы было как можно больше болезней, а прокурор – судебных процессов в каждой семье. Архитектор мечтает о пожарах, которые бы уничтожили четверть города, а стекольщик – о граде, который перебил бы все стекла. Портной, сапожник очень довольны, если публика получает скверные ткани и непрочную кожу, так как в этом случае одежда и обувь изнашиваются втрое быстрее, к их вящему благополучию. Для содержания суда во Франции ежегодно должно совершиться 120 тысяч преступлений. Так, в цивилизованном обществе, заключает Фурье, каждый индивидуум находится в состоянии непрерывной войны с коллективом.
Самым отвратительным пороком современной ему цивилизации Фурье считал то, что она рождает у людей отвращение к труду. Труд, который должен быть радостью, основой жизни, интересным, увлекательным делом, становится здесь проклятием. Он уносит физические силы, влечет за собой болезни, он протекает в грязных полутемных мастерских, длится по шестнадцать часов. Нет, не радость несет эта «смягченная каторга». Разве можно любить такой труд?
