Великие горы | страница 6



— Кажется, там было тихо... и красиво.

Глаза Гитано словно что-то увидели в прошедших годах — они потеплели, в них проскользнула улыбка.

— А потом вы в горы больше не ходили? — выпытывал Джо.

— Нет.

— И никогда не хотелось?

Но на лице Гитано уже появилось раздражение.

— Нет, — ответил он, и по его тону Джоди понял говорить об этом старик больше не желает. Мальчик стоял, словно зачарованный. Уходить не хотелось. К нему вернулась привычная робость.

— Давайте сходим в коровник и посмотрим скотину? — предложил он.

Гитано поднялся, надел шляпу и собрался идти за Джоди.

Уже почти стемнело. Они остановились возле желоба для воды, куда на вечерний водопой сбредались с горных лугов лошади. Большими узловатыми руками Гитано оперся о верхнюю перекладину забора. Пять лошадей спустились к желобу, напились вволю и, отошли в сторонку, принялись пощипывать сухие травинки, тереться боками о колья забора, отполированные до блеска. Прошло какое-то время, и из-за холма, тяжело ковыляя, появилась старая коняга. Зубы у нее были желтые, длинные; копыта плоские и заостренные, будто лопаты; ребра и таз выпирали из-под кожи. Через силу дохромав до желоба, она стала пить воду, громко причмокивая.

— Это старина Истер, — объяснил Джоди. — Самый первый конь моего отца. Ему тридцать лет.

Он взглянул в старые глаза Гитано, ожидая какого-нибудь ответа.

— Уже не тянет, — сказал Гитано.

Из коровника вышли отец Джоди и Билли Бак и направились к ним.

— Слишком стар, чтоб работать, — повторил Гитано. — Только ест, скоро смерть его приберет.

Карл Тифлин услышал последние слова. Он был зол на себя, что так жестоко обошелся со старым Гитано, и жестокость опять полезла из него.

— Давно бы пора пристрелить Истера, — заговорил он. — Избавили бы его от боли, от ревматизма. — Он искоса посмотрел на Гитано — уловил ли тот параллель, но большие костистые руки не шевельнулись, глаза недвижно смотрели на лошадь. — К старичью надо быть милосердным, избавлять от страданий, — продолжал отец Джоди. — Один выстрел, сильный шум, одна сильная боль — скажем, в голове — и все. Это лучше, чем вечная ломота в костях и гнилые зубы.

— Старики имеют право отдохнуть, — вмешался Билли Бак. — Шутка ли, проработали всю жизнь. Может, они не против еще поболтаться на этом свете.

Карл внимательно вглядывался в исхудавшую лошадь.

— Ты не представляешь, каков был Истер в старые времена, — сказал он с теплыми нотками в голосе. — Вскинутая шея, точеная грудь, изящный круп. Барьер из пяти перекладин брал почти с места. Я на нем выиграл заезд, когда мне было всего пятнадцать лет. Пару сотен всегда мог на нем заработать. Не представляешь, каков был красавец. — Он оборвал себя, потому что презирал мягкотелость. — Но сейчас его надо пристрелить, — заключил он.