Леонтий | страница 4



Богатый выдался урожай. Колхозный хлеб загрузили на подводы и увезли. Остались колхозники с «гарбузами» да тыквой на всю зиму — живи, как хочешь. С огорода намолотил Леонтий два мешка муки, они и спасли молодую семью — он да жена — от настоящего лютого голода, который довелось пережить черноземной губернии в тот черногод.

Таким и жил Леонтий всю свою жизнь: своим умом, не веря ни в посулы, ни в манну небесную, — сказалась отцовская «самостоятельская» жилка.

Отец искал волю на Урале, в Сибири, в Северном Казахстане. Нанимался в работники в сельской местности: ремонтировал, строил — мастером был на все руки. Присматривался к обстановке, к природе, к людям. Оценив всё вокруг, получал деньги за работу, быстро снимался с места, ехал дальше. Иногда посылал весточку детям: дескать, мы с вашей сестренкой живы, здоровы, чего и вам желаем. Наконец пришло от него обстоятельное письмо из-под Ташкента: так и так, устроился, колхоз добротный, люди такие же — русаки да хохлы, никто никого не раскулачивает и не выселяет, построил дом, приезжайте, — семья должна быть вместе.

Слово отца — закон. Но сниматься с места боязно. Здесь как-никак все понятное. А что там в басурманских краях — неведомо.

Всё решил тридцать третий год. Кое-как перезимовали: колхоз, который год едва сводил концы с концами, отдавая по плану урожай государству; стало быть — полнейшее истощение, запасов никаких. В мае родился сын Василий. Засушливое лето. Опять маячила впереди несытная зима. И точно: принес Леонтий осенью зерно, выданное на трудодни, — мешок в нагрудном фартуке. Вышел на середину двора: «Цып-цып-цып!..» — наклевалась-наелась домашняя птица. Стало окончательно понятно, что это оказался не просто засушливый, а по-настоящему голодный год. Отряхнул фартук и сказал решительно: «Все, Ульяна, едемо до батьки!..»

Зимой, когда люд кругом стал пухнуть от голода, а «активисты», еле держась на ногах от недоедания, опять стали искать ведьм, виноватых во всех напастях (а также потомков нечистой контрреволюционной силы, а также ей сочувствующих), Леонтий и Ульяна, взяв детей и несколько узлов, — сколько уместилось на бричку, — выехали в сторону вокзала. За околицей остановились, обернулись к селу. Перекрестились, поклонились своему новому дому, в котором так и не удалось толком пожить, заплакали, да так плача и двинулись дальше.

Вскоре следом выехали еще четверо взрослых детей Сергея с семьями. Род тружеников переселялся на новые земли, чтобы там, на чужбине, пустить крепкие корни.