Конечно, и она вспомнила его — не по лицу, а по рассказам. Но все равно это здорово, весело, в конце концов!..
Как летит время. Улицы те же, а река подмыла тот берег и слегка изменила русло, а дикие пчелы уже здесь не живут, зато кругом пасеки…
А что и где вы сейчас, вы, а Люба?.. Что вы говорите!.. Простите… Не знал… И давно?.. Получается, в том же году… Как?.. В этой реке?.. Не может быть… Простите… Мы ведь сразу после того лета… Как же так? Она ведь с самого детства… Да, я помню, она рассказывала про первый раз, за мизинец…
А ваша мама, а тот кудрявый дяденька, который с вами?..
Кудрявый?.. Ах, да… Все хорошо… Спасибо. В том же году — в Испанию, к жене… Как же так?..
Хороший у вас мальчик, очень на вас похож…
Да, конечно, родная кровь, яблоко от яблоньки… Дай тете ручку, сын, познакомься…
Ну, какая же я тетя… для такого-то жениха, правда, малыш?
— Правда, — смело выпалил сын, городское воспитание, совсем не робкий. В глазах восторг и незнакомый папе блеск.
Вспомнить и умереть…
— А я вас, наконец-то, точно вспомнила! — говорит девушка, улыбаясь, шлепая по красивой ноге, убивая муравья или отгоняя пчелу. — Вы на гитаре играли! А Люба приходила домой и напевала…
Что напевала твоя сестра, святая девчонка? Святая, как всякое детство, непорочная, как всякая грешная юность.
Есть такая старая песня, называется — «Горечь»: «Я от горечи целую…» Может, ее?.. Хотя вряд ли, он в то время пел более легковесные песни… Впрочем, не менее грустные и значимые для того времени… Да, для каждого времени свои песни…
Он стал говорить банальности. Стареет?.. Пора…
Приезжайте…
Как-нибудь…
В номере я сказал Вике то, что я думаю по поводу Пирата и его душещипательной истории:
— Тривиальная новелла: пресная вначале, не без интриги в середке, особенно сцены в магазине и вытрезвителе, и совсем уж пошлая, избитая концовка, каких тьма. Внушил себе человек на старости лет, что если бы он остался вон с той, а не вот с этой, то жизнь сложилась бы счастливо. И теперь будет носиться до смертного одра с ее фотографией, пучком волос или медальоном!
Но Вика была готова к бою:
— Ты прав, все предсказуемое — пошло. Как домашний уют. И как домашняя любовь. Не правда ли?
Я оторопел: подруга играла не по правилам.
У нее опять разболелась голова, во всяком случае, она сказалась больной. Уснула быстро, как обычно, постанывая и вздрагивая. А потом вдруг засмеялась во сне. Через несколько смешков всхлипнула…
Стараясь не шуметь, я встал, нашел в холодильнике бутылку коньяка. Вышел в коридор и оттуда поднялся в солярий…
