Тамада, почему-то оказавшийся не местным затейником, а конферансье какого-то дома культуры из соседнего города, выстраивал программу так, что ораторы сменяли друг друга с непривычной скоростью. Народ едва успевал закусывать. Каждая не выпитая после тоста доза спиртного объявлялась ядом, а человек, возле которого оказывалась неопустошенная емкость, подвергался шутливому публичному осуждению. Впрочем, ни богема, ни пролетариат не нуждались в сильном упрашивании: выпивали и рвались к микрофону.
Выступали члены творческого союза, которые хвалили Осеннего за молодой задор, за упорство, за новаторство и выражали уверенность в том, что теперь, благодаря книге, читательский спектр мастера ощутимо расширится, и на него обратят взор редакции центральных изданий, и содрогнутся в зависти так называемые писатели из альтернативного творческого союза!..
Коллег нынешних сменяли прошлые, которые вспоминали производственные достижения именинника, уточняли процент перевыполнения плана какого-то года, за что Вадим удостоился благодарности от администрации завода; выражали надежду на то, что бывший ударник, но сейчас признанный поэт, когда нибудь придет в их цех и почитает коллективу стихи, а то и встанет за станок, покажет молодежи, где раки зимуют!..
Телевизионные съемки вел никому не известный коллектив, по всей видимости, из того же загородного дома культуры, что и конферансье, судя по тому, как он к ним запросто обращался.
Удав то исчезал надолго, то появлялся неожиданно, чтобы опять, также вдруг, пропасть из поля зрения Никиты. Иногда Удава все же подлавливал Осенний, мучил его в своих панибратских объятиях, и, преодолевая сопротивление, лобызал, норовя в губы.
Оля то и дело пылко поздравляла Осеннего, иногда дарила ему теплый сестринский поцелуй в щеку. Осенний благодарно прижимал ладони Оля к груди, а затем, шепча одно и то же: «Все мои женские образы — это вы, моя богиня!..», — надолго припадал к ним большими влажными губами. Артур мало пил, но беспрестанно аплодировал выступавшим, совершенно не обращая внимания на мать и Осеннего. Никита быстро отошел от этой компании, сблизился с пожилым бухгалтером, хроническим язвенником, которому было тяжело выполнять все требования тамады. Они ушли в фойе и оттуда, потягивая из соломинок безалкогольный коктейль, взятый в баре, мирно беседовали на фотографические темы (бухгалтер оказался страстным фотографом), уделяя торжеству лишь косвенное внимание. Фотограф сетовал на засилье сервиса, который отбивает тягу к творчеству: «Щелкнул автоматической камерой (ни выдержки не надо, ни резкости!), отдал пленку — получил готовые карточки». Никита рассказал ему смешной аэродромный случай из студенческой молодости.
