— Ты что, каратист?
— Типа, — ответил я уклончиво, продолжая махать конечностями.
Так пошел слух по Южному Балыку: к нам приехал каратист!
Потом меня на работе спрашивали — действительно ли? Я отвечал: ну что вы!..
Не верили. Ты такой спортивный, загорелый! Это я со сборов такой. О, «со сборов»! С каких сборов? Точно — каратист. Я махнул рукой.
Так я стал «Каратмэном».
В один из гостиничных вечеров, как обычно выпив, мы всей бандой стали танцевать под магнитофон, дурачиться. Здесь я, используя подходящий ритм, опрометчиво размахался своим каратэ, и под мой кулак нечаянно попалось лицо Белоруса.
У человека с бычьими бицепсами из губы выступила капелька крови.
Музыку выключили, я поднял руки, извини, братан, случайно.
«Братан» облизывая губу, кротко сказал: «Понимаю…» Помолчал, подошел к стене — и врезал по ней своим кулачищем, дом содрогнулся. Понятно, надо же человеку разрядиться.
Выпили за мир и случайности в этом мире, потом могилёвский бугай, трогая пальцем травмированную губу, спросил:
— А ты можешь, к примеру, вот сейчас прям, нас всех тут вырубить? Оптом.
— Могу, — говорю, — но во хмелю не делаю этого. Последствия могут быть… непредсказуемые.
— А завтра, по-трезвянке?
— По-трезвянке — тем более. Не позволяет моральный кодекс… строителя каратизма!
— Замкнутый круг, — вздохнул Белорус. — А если вот наказать кого-то надо, чтобы не борзел, или за грех? Покажи хоть что-нибудь. Выруби меня, например, жертвую. Коньяк ставлю. Или говори свою цену.
Я вошел в кураж и назвал цену:
— Верните на место чувака-связиста. Не должен человек быть отверженным только за то, что не пьет, как вы… как мы.
Все уставились на меня, как на чудо.
Следующим вечером в гостиницу пришел связист, мой номинальный сосед по комнате. Худой, выше среднего роста, с шикарной шевелюрой — сноп черных волос, этакий «мягкий ежик». У него были умные внимательные глаза и длинная аристократическая шея с острым кадыком.
Я представил, как по кадыку течет струя водки, «ык-ык»… «бо убью» и так далее. А еще я понял, что все идет к тому, что сегодня-завтра придется признаться в своем каратистском банкротстве. Ничего, переживем, жертвенно подумал я.
Пришедший смотрел на всех немножко испуганно, хотя встретили его как ни в чем не бывало.
Оказывается, сегодня, в рабочее время, к нему на узел связи зашел Белорус и просил не обижаться, уверял, что никто на него зла не держит, и у них уже никто никого пить не заставляет. Возвращайся, мол, чтобы по-человечески. Что ты как неродной.
