Не сметь ее трогать — она живая!
Татьяна умерла на третий день после родов, оставив сиротами четверых детей и крошечного младенца, дочь Александру, названную в честь отца. Шел сорок четвертый, от отца после краткого отпуска по ранению не было весточек. Потом пришел синий конвертик с синими же, расползающимися чернилами: «Пал смертью храбрых, защищая Родину».
Татьяну сразу стали хоронить — жара, духота. Трое детей выли на разные голоса, молчали только старший и младший. Восьмилетний тогда Ленька оставался за главу семьи и не мог позволить себе рыдать, а младенец Санька плакать не могла от слабости. Изредка попискивала, и счет ее жизни шел уже не на дни, а на часы.
Голод царил в деревне, властно распоряжаясь судьбами, и родная, тоже многодетная тетка над могилой сестры, оглядывая в ужасе сирот, предложила:
— Давайте младенчика положим рядом с Татьяной, все равно помрет... Так чтоб ни она, ни мы не мучились — пускай с мамкой останется...
И Ленька спас сестру, гневно крикнул:
— Не сметь ее трогать — она живая!
Тетка раздобыла стакан муки, развели водой — помянули маму.
А после поминок Ленька принес в сельсовет, положил еле кряхтящего, плохо пахнущего младенца на стол председателю:
— Наш папка на войне погиб, а это дочь погибшего за Родину фронтовика!
Лысый председатель с пустым рукавом поскреб единственной рукой затылок, и жернов Санькиной судьбы закрутился от смерти к жизни.
Быстро нашли женщину сорока девяти лет, Евдокию, Дуню, которая работала на счастливейшем месте — в вожделенной пекарне. Дали карточки, назначили пенсию, и бездетная вдова оказалась матерью. Таскала младенца с собой на работу, где Санька, напившись вдоволь жирного козьего молока, спокойно почивала среди груды тряпья, а Дуня поминутно подскакивала, любовалась на дочушку, подтыкала самодельные пеленки, надышаться на чудо не могла.
Через три месяца в упитанном, радостно агукающем младенце с перевязочками на ручках и ножках никто бы не узнал заморыша, чей жалобный писк свидетельствовал только о скором конце.
Горшок с кашей
Судьба Евдокии складывалась трудно. Родилась в 1895 году, росла и воспитывалась в вере и благочестии, рано потеряла родителей и, единственная из семьи, веру пронесла до конца жизни, не дрогнув и не убоявшись безбожного государства.
Семеро братьев умудрились когда-то выдать ее, шестнадцатилетнюю, за старика, позарившись на его хозяйство и большой дом. И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое
