— Кажется — да...
— Ну вот... Сиди здесь. Едешь-το когда?
— Завтра в шесть утра.
— Ночевать негде?
— Нет...
— Ладно, придумаем... Сиди пока...
Когда столовая опустела, мойщица, которую звали тетя Даша, накормила Зинку супом. И — не обманула, оставила плоский холодный шницель с хлебом, может, свой отдала... Зинка съела котлету с чудным названием в два приема, потом, уже медленнее, стала хлебать гороховый суп. Ночевать пошли к тете Даше, жила она недалеко от вокзала в угловой комнате барака.
Комната была небольшая, теплая, печь занимала большую часть жилья. Высокая и широкая кровать была нарядно покрыта покрывалом, а большие подушки — кружевными накидками, в серванте стояло семейство слоников, а в углу — иконы, украшенные белоснежными рушниками, и зеленая лампадка. У Зинки затрепыхалось сердечко: все было так, как в доме у бабы Веры, и даже рукомойник в углу — точь-в-точь...
Вечером пили чай, и Зинка рассказала, что едет к отцу. Тетя Даша смотрела внимательно, слушала так, что хотелось ей рассказывать обо всем: о том, что она одна у папки и он, наверное, будет ей очень рад, о том, как тетя Маруся кормила ее жареной картошкой и дала денег на дорогу, — да мало ли, что интересного можно рассказать человеку, который умеет так хорошо слушать!
И еще тетя Даша сказала, что у нее, у Зинки, — красивое имя. Первый раз в жизни ее имя назвали красивым, и она просто не поверила: что красивого-то?
— У тебя, Зин, имечко — весеннее, звонкое, синичка ты маленькая — зинь-зинь!
Зинка улыбнулась. Синичка — оно, конечно, приятнее, чем поросенок...
Еще тетя Даша задумчиво спросила:
— А мать тебя обижала сильно, да? Что ж ты про обиды свои ничего не рассказываешь? Обижаешься на маму и отчима?
— Не... Не знаю... Чего про них, про обиды-то, рассказывать?!
— Вот это правильно ты смекаешь. Вот наш уральский старец был, отец Николай Рагозин, батюшка мой милый... Он, знаешь, любил повторять: «Добро записывай на меди, а обиды на воде». Поняла?
Когда Зинку сморило и она начала позевывать, тетя Даша уложила ее на свою кровать к стенке, укрыла теплым одеялом, и Зинка, совершенно счастливая, уснула. Ночью проснулась, но тети Даши рядом не было. Зинка с трудом подняла тяжелую голову от подушки: тетя Даша стояла на коленях перед иконами и молилась. Лампадка горела зеленоватым огоньком, пахло очень приятно, и Зинку охватило чувство покоя и уюта. Она подумала, что надо будет так же все устроить, когда у нее будет свой дом: чтобы такая же большая кровать, и слоники, и лампадка.
