— Вот еще бред-то! Значит у выздоровевших можно, а у нас, если излишки и возможность есть… Возьмет! Это ж от родной полиции — это как преподнести… — Прозвучавший телефонный звонок оборвал разговор, Ваня поднял свою трубу:
— Да, Танюшь… Чего? Не понял… — И нажал кнопку динамика, что бы переговоры были слышны всем:
— Ванечка…, не знаю, чего ты там намутил, тут такая волна поднялась!
— Затушим, успокоим, не переживай — рассказывай…
— Я, как положено…, как обычно, все о происшедшем…, ну там благотворители такие-то, такие-то, столько-то столько и так далее, ну как всегда передала, что бы поблагодарили…, в этот, как его, «Лайф», они перезванивают и…, ну я там с мальчиком с одним контачу, он говорит, мы выбросили в интернет, и так далее… всю инфу, а им перезванивают из органов и начинают требовать от куда, кто, чего и так далее, ну я на полицейских и вышла. Через полчаса они у меня, мол, от куда деньги, кто перевел…, я им всю инфу о переводах, что ты мне дал — говорю, что вы удивляетесь, вот смотрите все деньги перечислены со счетов телефонов ваших сотрудников…, они: «Во блин! И правда!», а к этому времени, ну как всегда, текст «Лайфа» подхватили другие, кто-то выяснил, кто этот перец Хлыст, а он в натуре крутой перчище!.. — Услышав свое имя, Андрей Михайлович, сначала, увеличил глаза до колоссального размера, что-то промычал, но услышав о своей крутизне даже выпрямился в спине, на сколько позволила скрюченность и гыгнул от удовольствия, хотя и снова очень быстро вернулся в состояние переживательного непонимания, Ермакова продолжала:
— Мне то монопенусуально, что у них там за разборки, в общем пресса подняла за пару часов весь послужной список, а там…, мать моя женщина! у этого Хлыста, только что «Ордена Победы» нет и Ли Харви Освальда не он под суд оформил… Уже сколько только версий не напридумывали по поводу этого дня памяти легендарного следователя…, короче, по ходу, придется его памяти день посвещать и памятник ставить… — Михалыч от услышанного, особенно от памятника при жизни, недовольно замычал, запротестовал, сплюнул через оголенную щеку и заругался в голос, Татьяна услышал, удивленно поинтересовалась:
— Кто у тебя там мычит, как мерин…, мы на громкой, что ли?
— На громкой, на громкой… — это Андрей Михалович своей совершенно живой персоной возмущается, так-то это «Михалыч»! и он жив вполне…
— Е мое! Точно! Ну звиняй, «Михалыч», не признала! Так это ты такой могучий?!.. — Михалыч, снова выпрямился, поставил руки в боки, просиял, неприкрытой «шторкой» частью лица и что-то одобрительное промычал в ответ…
