Культурные особенности | страница 13



— Надеюсь, я не ошибся при зарядке, — Эрвин поднял ствол и выстрелил ещё раз — в самого громкого. Прямо в заросшее, изломанное яростью лицо. Человек упал. Толпа качнулась. Щелчок скобы. Третий заряд — снег под ногами людей опять взорвался россыпью искр. Картечный залп. Шаг вперёд. Левая рука стиснула ложе ружья. Истово, до побелевших пальцев. Правая толкнула скобу вниз, до щелчка и вверх с точностью метронома. Заряд ушёл в ствол. Третий.

— Назад, — заорал Эрвин, шагнув прямо на толпу. Над головой — оглушительный треск и скрип ржавого железа. Тепловая пушка развернулась наконец. В лица людям ударил, закружил волосы холодный ветер. Толпа замерла. Попятилась. Запал пропал — Эрвин видел, как люди начали переглядываться недоуменно — на поле и друг на друга. Будто спрашивали — куда их вдруг занесло и что они сейчас только что натворили…

Завыла сирена. Из-за спины — лязг затворов и топот шагов. Протяжный голос спросил:

— Эрвин, все ли в порядке? — голос, звенящий весенним ручьём. Стало даже теплее. Немного. Ирина Строгова. Эрвинов десяток подоспел. Парень тряхнул головой и вдруг понял, что схватка заняла секунд тридцать, от силы.

Толпа, глухо загудев, развернулась и побрела обратно — к берегу, к чёрной, блестящей в свете прожекторов воде, в трюмы экраноплана.

Человек, сбитый второй Эрвиновой пулей благополучно встал и побрёл, запинаясь, за прочими. «Слава богу» — выдохнул парень, до смешного обрадовавшись тому, что не ошибся накануне утром, забивая патроны в дробовик. Чётные — резиновая, нечётные — картечь, все по уставу. На сером бетоне осталась чёрная тень. Лежала неподвижно, кулём, как мешок сброшенный пьяным грузчиком. Эрвин шагнул вперёд, осторожно наклонился. Девчонка, маленькая совсем. Смятые волосы — во все стороны, торчком. Ран не видно, должно быть просто затоптали. Присел, осторожно тронул за плечо — жива ли. Будто шокером коснулся — она дёрнулась, вскочила, будто ужаленная. Попыталась закричать. Ветер налетел, забил крик назад, обратно в бледные губы.

— Тише, все будет хорошо, — прошептала ей Ирина, осторожно боясь спугнуть. Та, опять дёрнувшись, перевела глаза на неё. Дикие пустые глаза. Эрвин невольно сморгнул. У него дома работала такая, из социально-адаптирующихся. Вечно дрожащая тень, с такими же вечно круглыми глазами. Отец запретил с ней общаться. Строго-настрого. Тогда юный Эрвин не понял, почему…

Завыла сирена. Подъехал патруль. Глухие шлемы, чёрная броня, на плечах — гербы и нашивки портовой стражи. Старший высунулся из кабины и заорал — слова сквозь шлем звучали невнятно и глухо. Понятно, что ругань, но какая — не разберёшь. Эрвин вскочил на ноги, ощерился, заорал в ответ. ДаКоста скинул с плеча дробовик — невзначай. Щёлкнул скобой. Взвыла сирена. Грузовик дал газ. Патруль исчез, подобрав с земли оглушённую эмигрантку. Потом с моря пришёл гул моторов, рокот и плеск волны.