Иншалла | страница 44



— Эй, ты чего лежишь? Вставай, не обламывайся! Это еще не п/ец. Вперед! Я тебя туда проведу!

Может, встретишь, как гостя желанного,


Да с удивленьем в красивых глазах,


Может, чайкой на грудь ко мне кинешься,


Может, имя моё назовешь...

Не успел опомниться — а ноги уже дома. Жена у плиты, в переднике, все кипит, глаза сияют… Вот этого-то блеска в глазах мне как раз недоставало до ощутимой катастрофы.

— Кто, говоришь, подвозил тебя?

— Никто не подвозил. О чем ты?

— Отвечаешь за свои слова? Детьми побожиться можешь?

— А если и подвозил — тебе-то что?


Я хочу, чтобы ты меня встретила


Так, как раньше, но только без слез,


Седины чтоб моей не заметила


И морщин, что с Печоры привез.

Раньше крик услышал, чем кровью засочилось лицо ее.

— Шалава. Харам теперь на морде твоей написан будет. Пусть все читают.

И вышел в огород костер развести. Огонь мне всегда утеха. А она брату звонить вздумала, чтобы спасать бежал. Я это понял, только когда к забору тачка его подъехала и дверца по мозгам ушатала. Смотрю на себя изнутри: и наяву вроде, и проснуться не могу, а уже откапываю…

 Братец ее имел такой несокрушимый корпус, что его из зенитки мочить надо было для верняка. Но мой комиссар не подвел — справился. Почти весь магазин разрядил. Остудиться не мог. Ее я не хотел трогать, но она так голосила. Я хотел прекратить это и пальнул ей в рот. С одного выстрела заткнул дыру, которую прорвало криком. Чекалду ее разбрызгало по стене, и все, наконец, стихло.

Так не плачь, не грусти ж, моя милая,


Обниму я твой девичий стан,


И мелодию танго любимого…

А ведь ем каждый день с тех пор. К хлебу и воде эту же руку тяну. И молитва всегда одна и та же — каянье и прощенье. А тогда хотел оживить, чтобы снова разок ушатать. А потом еще! И еще раз.


И мелодию танго любимого


Нам сыграет красавец баян(31)...

А какая-то клетка на дне башки не унимается и поверх всех каяний аварийкой сигналит — прав, прав, прав.

Я прав.

Свобода

Помню, реку переходил. Русло Терека спокойно, отшумело, отгремело от бурного летнего таянья. В горах стало замерзать. Вода уже села, чистая, но еще довольно большая. Перекат надо искать. Есть камни, мхом покрытые, — лягушачье пальто называется зелень эта, в одно время очень скользкой бывает. Чуть оступился — болотники наполнились, и меня вниз потащило. Прибило под скалу. Дыхание кончилось, но вздох еще не сделан. Последний дух, думал, выпустил наружу, уже глаза раскрыл напоследок — и тут вода меня выбросила.