Память
Для начала хорошо смазать солидолом. Все части. Обложить ватой, тряпкой, целлофаном, фольгой. Газетами. Снова обернуть тряпкой — и в прочный целлофан запаять. Все это обратно солидолом смазать — на него глина хорошо ложится. И на три—четыре штыка в землю, под стойку забора в своем же огороде. Через сто лет можно выкопать, собрать — и сразу стрелять. ТТ, красавчик, — ночью белке в глаз. Любой раздражитель, чуть что — я здесь! А ну, не молчи, иди, покажи всем, как следует!
Я дьяволом стал с этим стволом. Страх кончился у меня. Шарахнешь — на три метра падают все от волны только. А потом смотрю — не-е-е… Все тебя боятся. Никто не уважает. Среди тарантулов и скорпионов жизни нет. Если Аллаху веришь, от кого тебе защищаться? Убери его от глаз подальше.
Реле времени играет, не отдаляет, а наоборот, как будто вчера все. Целую тачку грехов впереди себя толкаю. Яблоко упадет — земле удобрение принесет. А тачку куда денешь? Не гниет, всегда в свежем виде. Двадцать лет в два глаза не сплю. Проскакиваю во сне сквозь рой назойливых мух. Они преследуют меня, зловещее на ходу запуская в уши: обвинения, угрозы, какую-то страшную правду. Это зря говорят, что правда веса не имеет. Правда — она тяжелая. Нет такой лопаты, которой бы в нее врезаться и потом вывезти это дерьмо наружу. Она твердая. Не плавится такой металл. И жить невмоготу, и умереть страшно — знаешь, что и там не шоколад для тебя приготовили. Чем дальше уходишь, тем ярче проступает.
— Ты нас больше не приглашай в дом. Мы с тобой не можем хлеб ломать. У тебя жена нечистая. Привозит, кто хочет. Увозит, кто пожелает. Хамид видел. Я видел. Юсуп на прошлой неделе видел. Извини, брат. Мы должны были сказать тебе. Извини.
Как ты встретишь меня, моя милая,
Да если я вдруг у всех на виду,
Из-за стенок режимного лагеря
Я к тебе уцелевший приду.
Не заметил, как нож в карман сунул и пошел. Его с собой берешь — он на кровь тянет, есть же?..
Постучал.
— Ты, э, жену мою подвозил, цепочку не находил в машине?
— Откуда?
— Как откуда? Цепочка пропала золотая, поищи в машине.
— Я ж подвез — не катал ее.
— Ах вот как… На, поймай тогда!..
Прямо на ноже вынес его на улицу.
Запорошенный пылью дорожною,
Да я приду на себя не похож.
Как ты думы развеешь тревожные,
Как тогда ты меня назовешь?
— Зовите старейшин. Зовите имама. Вот я!.. Заберите это.
Никто и ухом не дернул. Все знали, что таков закон.
Нож об траву вытер, как после свиньи. Думал, пар спустил — полегчает. Лег на землю, суда ждать. А шайтан над ухом тут как тут:
