Иншалла | страница 38



А так — лысого гонять. Как у нас говорили, устал левой, мочи правой.

— Пойду, вздрочну на волю.

Но эта беда в зоне еще полбеды. Кто много жил, не знает. Кто много видел — знает. Знает, что когда спина чешется, можно живот поскрести, чтоб лишних усилий не тратить.

— В соседний корпус баб привезли.

— Ну, сходим, если ветра не будет.

 Года полтора я жил уже на диетической баланде. Меня угощали салом из чьей-то посылки.

— Хохлы, героин пришел! — носилось в бараке. Я заартачился: мусульманину нельзя. С нами сидел старый чечен. У него был 15-летний срок. Из дальней поездки раньше вернулся. Жена, с которой двадцать лет соль ел и двоих сыновей поднял, не ожидала. От грешной дыры до кадыка распорол ее. И тому, кто с нею оказался, голову отрезал на месте. Теперь он ел сало и укоризненно смотрел на меня:

— В плену можно. — И зажевал кусочек беззубым ртом.

Я послушался старика — и закаялся.

Я его туда — оно оттуда. Я туда — оно оттуда.

Я старался уйти как можно дальше, петляя между корпусами.

Я жалел, что знаю о том, что в шестом бараке едят сало.

Я щели не мог найти, где бы запах его меня покинул. Это же надо было по крови всосать: гюнах. Грех у вас называется. Нельзя, значит — харам(25)!

Волки

— Зона, подъем!!!

Ночь для зэка — самое смачное время. Будет ли завтра, еще неизвестно, а сегодня твои личные минуты нужно прожить сполна. Ночью можно готовить пищу, если есть харч. Ночью можно играть в карты, если бабло есть. Можно заточить новый электрод, если два старых у тебя изъяли при шмоне. Можно колоть татуировки, если свободный кирзач есть. Из него жженку готовят. Каблук кирзового сапога сжигают для этого, пепел растирают в пыль. Порошок этот водой разводят — вот и чернила. Рисуй себя хоть до жопы. Да мало ли чего нужно человеку, для личной жизни которого отводится несколько часов сна. Поэтому, когда в 6 утра рупор орет зоне подъем, ты не сразу соображаешь, на каком ты свете, но мгновенно фиксируешь, что света там не предвидится. И пока ты обмозговываешь этот вопрос, ноги успевают доставить тебя в морозную таежную чащу.

На твоей делянке ревут бензопилы, падают со скрипом деревья, лебедки поднимают их свежие смолистые тела и перемещают к обрыву, чтобы сбросить в речной поток.

Способов разнообразить эту ежедневную рутину здесь не много, и они известны всем участвующим.

— Эй, командир, отойдем, а? Просраться бы надо. 8 дней не могу — беда будет.

Конвойный послушно бредет за тобой поглубже в лес. Отходишь от проводника еще несколько шагов, за деревом расчищаешь от снега площадку, присаживаешься зад морозить.