— Вы, наверное, всех на стройке знаете, — говорит мне молодой узбек, шпаклевщик.
— Да никого не знаю. Как и тебя вижу впервые.
Если бы ты видела, как они на работу снаряжаются. Одеты, как вратари команды СССР. На него можно сесть и тросом тащить — санки заменит. До дури одежды — и в последнюю очередь фуфайки строительные, самых непригодных огромных размеров. И ходят все, как тыквы, ног не видно. А спроси его, когда носки менял, не вспомнит. Сапог снимет — глаза режет. Но каждого черта же подбодрить надо — они же от этого размораживаются, нет-нет. Ты его похвали, человека, — он сам тебе расскажет, какая глубина у Невы.
Обеда все ждут, как потерпевшие. Если пот со лба не упадет, хлеб вкусным не бывает. А как пот уронишь, каждый волос орать начинает:
— Э-э! Закинь че-нибудь в циркулярку, а то подведемнах!..
Да еще ветер совковую лопату пыли нежданьчиком как поднимет и несет тебе прямо на рыло. Спрятаться вариантов нету — настигает из любого положения. И ты успеваешь ему телеграфировать:
— Ветер, браток, пронеси эту пыль мимо, очень тебя прошу!
И в ту же секунду шквальный брат пройдет сквозь тебя и, опережаючи, весь строительный шлак поднимет в воздух и несет впереди тебя. Ты идешь по чистому, и тебя одного ветер не задевает. И когда метров восемьсот прошагаешь по его следам, подошвы себе не мараючи, благодаришь его от души и знаешь, что это Всевышнего ладонь на темя тебе легла. А когда на восемнадцатый этаж гипрок поднимешь, да двенадцатый раз вниз спустишься — дух перевести, тишину поймать, на облако глаз кинуть — тут и подлетает начальничек. Живет два понедельника, пора, думает, мне давление поднять.
— Какого хрена стекловата не на шестнадцатом этаже?!.
— Я не знаю, какого хрена стекловата, но ты, когда с людьми базаришь, за метлой следи. И прежде, чем барахолку открыть, нет-нет в лицо загляни — может, оно тебя уже пониже шестнадцатого посылает. Спецовка у меня, как у тринадцатого. Но ты смотри — я и в двубортном выскочу, если это погоду сделает.
— Ты вообще кто такой?
— Начальник свежего воздуха. Не похож?
Возле него в этот момент прикуривать нельзя — взрыв будет. А он еще на мои чищеные ботасы косится. Не верит, что в таких работать можно. Только по чистой обуви чечена спалишь — в самую грязную погоду. С его привилегиями я б такие коцы носил… Этого крокодила кормили бы форелью, растили бы в Африке, зарезали и сушили бы в Испании, шили бы в Югославии, красили бы в Японии… А после с эмблемой, нашлепнутой в Америке, «Доставлено в Россию» с двуглавым орлом на мандате — в упаковочной коробке, которая в воде не тонет, в огне не горит — лично в руки. А ему мой размер пятки натирает.
