Послушать Майка - это все равно что перелистнуть старые брежневские газеты: настолько этот человек внутри тогдашнего времени. Но кому нужны вчерашние газеты?
И все-таки здесь что-то не так. Потому что, помнится, я презирал газеты и любил Майка. И это пусть будет точкой отсчета.
Ныне река Забвения переживает свой разлив. Не нам гадать, что бывшее нам вином и хлебом подберет внимательный потомок, не нам гадать, когда случится отлив и что останется лежать на песке, а что будет всосано в себя поднявшимся илом, и найдутся ли хранители. Пока же нынешний культурный процесс можно описать только так: Лета Поглощающая воистину ненасытна. И тут уж не до Майка, это точно. И тем более не до разглядываний старинных фотографий.
И все-таки... Попробуем плюнуть на эпоху, выйти из ее потока, попробуем вглядеться в одно человеческое лицо: в песнях Майка таится что-то очень интересное, что-то живое, тонкое, неявное. И добраться до этого жизненно необходимо.
Как выплыть из Леты и ступить твердой ногой на твердую землю.
* * *
Смерть Майка укладывается в классическую формулу подобных смертей: Майк умер вовремя.
Каждому поколению суждено пережить свой век, свой миф; думаю, какие-нибудь декабристы после 1825-го года представляли из себя не менее грустное зрелище, чем Майк, скрывшийся за стеклами темных очков.
Здесь можно написать о многом: о том, что любая прививка европеизма - полученная от Байрона ли, от Гете или Мика Джаггера - неизбежно ставит на россиянине особую печать "лишнего человека", превращает не в меру отзывчивого славянина в "европейца в русских снегах". И не так важно: бюстик Наполеона на письменном столе или плакат Марка Болана на стене котельной.
Года с 86-го новых песен от Майка не шло, группа худо-бедно влачила гастрольное существование и жива была золотым запасом старых хитов. Позади остались призы ленинградских рок-фестивалей, квартирные концерты - все, что кипело в Питере 80-х, короче - позади остался ленинградский миф. И, наверное, петь стало некому и незачем. Майк остался один, без слушателей, на ничейной земле...
Есть один факт: как творческая единица он не пережил своего времени. Да и как его пережить, когда даже на уровне своих текстов Майк бессилен вырваться из времени, он постоянно смотрит на часы. Вот его песни: слепок ночи или похмельного утра, портрет ночной депрессии или утреннего кайфа, описание гастрольного вояжа или поездки в пригород, рок-н-ролльный отчет о несчастной любви. Даже слово "описание" не годится: просто Ночь, Утро, Лето, Пригород. И все это - блюз. Песни так и начинаются: "я проснулся утром, одетым, в кресле", "сегодня ночью где-то около трех часов", "я посмотрел на часы: было восемь-ноль-одна", - с указанием точного времени.
