Хорошо укоренившиеся викторианские дамы, как она догадалась, уже обрушились. Единственным подкрепляющим предметом одежды, держащим Храм вместе в тот момент, был мягкий пояс ее боевых искусств,
и это не было оправданием для страдания припадком паров.
Она узнала, что ее босые ноги посажены на нечеткой комедии ее поддельного козьего волоса. В то же мгновение она стала еще более настороженно относиться к своей ненависти к тому, чтобы ее видели в таком детском невыгодном положении.
И затем, несмотря на нелепый шок от появления Макса,
и его внешность, реальность разбила ее Technicolor оцепенение, как кулак, разбивающий витраж.
Она услышала вечный прозаический гул кондиционера и стала снова признавать мягкое знакомство с ее внутренним ландшафтом. Она даже начала вспоминать, что Макс был как обычно частью этого интерьера, как она была.
Она начала верить, что он был там, как и она. На этот раз это был действительно, действительно Макс. Это он. , , в живых.
Трепет рельефа перевернул ошеломляющее недоверие.
Затем снова раздалась еще одна эмоция из морозильной камеры замороженных эмоций, в которой она хранила Макса с задумчивым уходом за кем-то, кто сохранил вечерний корсаж.
Мышечная эмоция, часть огня и частично закаленная сталь, у нее было горячее, угольное сердце и односторонний ум. Его двигатель с длинным демпфером начал гоняться, пыхтя от нетерпения, создавая голова пара в противодействии удару, замедленному удару ее сердца.
Механизм памяти собирал скорость и подталкивал ее к ее стремительному поезду.
Она видела прошлое - их прошлое - скольжение в величественной панораме.
Встреча в театре Гатри. Это волшебное шоу этой ночи - престидигитация в сердце темноты - сцена бархатно-черной дыры, освещенной циклическими фейерверками прожекторов. Прогулка рядом с водой, покрытой лампой, в парке Лоринг в теплой летней ночи. Выход из Миннеаполиса.
Посадка в Лас-Вегасе, потерянная друг в друге, была похожа на пришельцев на терране. Электра, Круг Ритц, Голиаф и более волшебные шоу в темноте, больше дней в свете, больше ночей в черном атласе и падающих звездах на плаву на воде .. .. Лазурные дни, ночи ртути.
Храм теперь был всего лишь пассажиром на локомотиве собственных эмоций, нарисованным одним конкретным, но еще неизмеримым ощущением. Она высунулась из окна поезда и наклонила голову, чтобы прочитать проезжающий знак: город Радости в состоянии Неверие. Удар, вождение, неудержимая радость.
Поезд отправился вперед, уверен в себе,
