и власть Церкви распространяется не только на живых, но и на мертвых, которых она может карать анафемой и адом или вызволить из чистилища к небесному блаженству. Я не оспариваю присутствия в этом представлении великолепия. Об этом в настоящий момент речь не идет. Я хочу просто показать, что всякое стремление к внешне безграничному предполагает и обусловливает внутреннюю ограниченность индивидуума. От Константина, первого, кто последовательно, по-новоримски охватил имперскую идею, до Фридриха II Гогенштауфена, последнего господина, которого вдохновила истинная универсальная мысль, ни один император не терпел никакой личной свободы или же в стране (кроме случаев, когда слабость вынуждала его идти на уступки, чтобы победить других). Quod principi placuit, legis habet vigorem, послушался рыжебородый юристов византийской школы, пошел и разрушил процветающие в своенравной свободе и бюргерском прилежании города Ломбардии и посыпал солью дымящиеся развалины Милана. Менее насильственно, но с тех же позиций уничтожил второй Фридрих зарождавшиеся при владетельных князьях свободы немецкого бюргерства. Как строго проводит «внутренние границы» pontifex, не требуется даже изображать. Слово Dogma у древних греков означало мнение, философское учение, в Римской империи оно означало императорское распоряжение, сейчас, в римской церкви, оно значит божественный закон веры, которому человек должен безоговорочно подчиняться под страхом вечного наказания. Не следует питать иллюзий и вводить себя в заблуждение ложными выводами: эта система не оставляет индивидууму ни капельки свободного самоопределения, это невозможно по той простой причине, что здесь беспомощна всякая казуистика и добрые намерения — потому что кто говорит «внешне безграничный», должен добавлять «внутренне ограниченный», хочет он того или нет. Внешне требуется жертва личности, внутренне — жертва свободы. Так же мало эта система может признавать национальную индивидуальность в ее своеобразии и как основу исторического развития. В лучшем случае она для нее неизбежное зло, потому что как только проводится резкая внешняя граница, проявляется тенденция к внутренней безграничности. Истинная нация никогда не подчинится империи.
Государственный идеал римской власти духовенства — civitas Dei на земле, единственное неделимое божественное государство: всякое членение, которое создает внешние границы, угрожает безграничному целому, потому что оно создает личность. Поэтому свободы германской народности, королевский выбор, особые права и т. д. под римским влиянием утрачиваются, поэтому проповедники-монахи, когда к началу XIII века начинают четко проявляться национальности, организуют настоящий поход против amor soli natalis, любви к родному краю, поэтому мы видим кайзеров, размышляющих об ослаблении князей, а пап на протяжении столетий неутомимо препятствующих образованию государств и, если это не удавалось, старающихся задержать свободное развитие (в этом стремлении им долгое время особенно были полезны крестовые походы). Поэтому конституции ордена иезуитов в первую очередь заботятся о том, чтобы «разнационализировать» своих членов и принадлежать к универсальной Церкви.
