В этом отношении очевидно, повторюсь, понимать римскую церковь как чисто политическую власть: здесь нет противостояния церкви государству, одного государства другому, одного политического идеала другому политическому идеалу.
Но помимо борьбы в государстве, которая нигде не бушевала столь остро и непримиримо, как в сражении между римскими имперскими и германскими национальными представлениями, а также между еврейской теократией и христианским «кесарю кесарево», существовала другая важная борьба: борьба за религию. И в XIX веке она так же мало закончена, как и та. Казалось, что в наших обмирщенных государствах к началу века религиозные противоречия потеряли остроту, и XIX век представлялся эпохой непременной толерантности. Однако с тридцатых годов церковные подстрекатели начали вновь активно действовать, и нас все еще окружает мрачная ночь Средневековья, поэтому именно в этой области считается пригодным любое оружие, будь то ложь, фальсификация истории, политическое давление, общественное принуждение. Эту борьбу за религию нельзя считать мелочью. Под этим догматическим спором, который мирскому человеку покажется мелким и не заслуживающим никакого внимания, скрывается один из основных духовных вопросов, решающих все направление жизни народа. Как много, например, найдется в Европе мирских людей-дилетантов, способных понять предмет спора о природе причастия? Но именно догма о приобщении Святых Тайн (изданная в 1215 году, именно в то время, когда англичане добились от своего короля Magna Charta), привела к расколу Европы на несколько враждебных лагерей. В его основе лежат расовые различия. Однако раса является, как мы видели, пластической, подвижной, многосоставной сущностью, и почти везде в ней борются различные элементы за господство. Нередко победа религиозной догмы решала превосходство одного элемента над другим и таким образом определяла все дальнейшее развитие расы или нации. Данную догму не смог бы, наверное, понять даже самый великий доктор, потому что речь идет о том, что невозможно высказать, помыслить, но в таких вещах решающее значение имеет направление, другими словами, ориентация воли (если можно так выразиться). Легко понять, как государство и религия могут и должны влиять друг на друга, и не только в смысле мирового спора между универсальной церковью и национальным правительством, но и в том, что государство имеет средства (и до недавнего времени имело почти неограниченно) искоренять морально-интеллектуальное направление, выражающееся в религии, и тем самым одновременно превращать свой народ в другой, или наоборот, государство само оказывается направлено на совершенно новый путь благодаря окончательной победе религиозного воззрения. Непредубежденный взгляд на современную карту Европы не оставляет сомнений, что религия была и есть мощный фактор в развитии государств и одновременно культуры.
