Появление бумаги и изобретение книгопечатания подняли мышление до уровня мировой силы. Из недр чистой науки вышли открытия, которые, как например пар и электричество, полностью изменяют жизнь всего человечества и чисто материальное соотношение сил народов.>5 Влияние искусства и философии, например такие явления как Гёте и Кант, неизмеримо велико. К этому я вернусь во второй части книги, где рассматривается возникновение нового германского мира. Этот раздел рассматривает борьбу великих, ведущих борьбу за имущество и господство сил.
Если бы я хотел, как это обычно происходит и как я вначале планировал, противопоставлять государству церковь, а не религию, и говорить об отношениях между государством и церковью, то возникла бы опасность схематизма. Поскольку римская церковь сама в первую очередь является политической, т. е. государственной силой, она унаследовала римскую имперскую идею и в союзе с императором представляла права якобы божественно установленной, неограниченно всемогущей универсальной Империи против германской традиции и германского национального стремления к формообразованию. Религию можно рассматривать только как средство тесного соединения народов. Уже с древних времен в Риме pontifex maximus (верховный понтифик) был высшим чиновником иерархии, judex atque arbiter rerum divinarum humanarumque, которому (согласно правовой теории) подчинялся король и впоследствии консулы.>6 Сильно развитое политическое сознание древних римлян препятствовало, если бы pontifex maximus когда-либо начал злоупотреблять своей теоретической властью как судья всех божественных и человеческих дел, точно так же как согласно правовой фикции неограниченная власть pater-familias над жизнью и смертью его домочадцев не давала повода к эксцессам.>7 Римляне были прямой противоположностью анархистам. Но теперь, в бушующем человеческом хаосе, вновь возрождались титулы и с ними правовые притязания, потому что никогда еще не были такого высокого мнения о теоретическом «праве», никогда еще так непрестанно не возвращались к подтвержденным документами правовым титулам, как в это время, когда правили только сила и коварство. Перикл считал, что неписаный закон стоит выше, чем писаный. Теперь же учитывалось только написанное слово. Комментарий Ульпиана, толкование Трибониана — рассчитанные на совершенно другие условия — решали в вечности как ratio scripta судьбу прав целых народов, пергамент с приложенной к нему печатью легализировал любое преступление. Наследником, управляющим и распространителем этого государственного правового взгляда был город Рим с его pontifex maximus, и естественно, что он использовал эти принципы для своей пользы. Одновременно и церковь была наследницей еврейской государственной идеи о власти духовенства, где высший священник был верховной властью. Писания Святых Отцов начиная с III века настолько насыщены представлениями и высказываниями Ветхого Завета, что не возникает сомнений, что их идеалом было создание мирового государства, в основе которого — власть еврейских священников.
