– Да, – ответил Танат.
А Гипнос, на которого не действовало даже присутствие под боком жуткого оскала Бездны Бездн, прибавил, хлопая белыми крыльями:
– Буянят иногда оттуда – здесь слышно. Ревут. Тесно им там, что ли.
Тесно… плавать в вечном небытии, в густой каше мрака… Уран-небо надежно упрятал своих первенцев – можно ли выйти отсюда без помощи извне?
А с помощью?
– Вот ведь сосед, – жизнерадостно заметил Гипнос и оттащил меня от края бездны. – Всегда считал, что мать для дворца выбрала самое место. Правда, первобогам или, скажем, чудовищам Тартар не так страшен: Ехидна вот как к себе домой шастает, правда, ходят слухи, что они какие-то родственники. А меня как-то… сбивает с легкокрылости.
Бог сна беззастенчиво врал: легкокрылости в нем хватило, чтобы отравить мне весь путь к скалистому дворцу Нюкты.
Он располагался там, где заканчивался мрак Тартара, но куда не смела подступиться огненная полутьма подземного мира.
Тут, на хрупком пограничье, царствовала прохладная ночь, и темнота была темно-синей, отдавала густо-фиолетовым, лоснилась как шерсть пантеры.
Глыбы базальта уходили вверх, рисуя стрельчатые окна и узорчатые стены. Камни переплетались с тенями в неестественной гармонии, стремясь украсить извне жилище первобогини.
Поблескивали драгоценными камнями двери, кованные из серебра. Мегарон казался необъятным и тоже был усыпан вмурованными драгоценностями: оглянись – и окажешься посреди звездного неба.
По ногам задело прохладой: то ли черный, влажный туман, то ли почти невесомая ткань, отлежавшаяся в холоде…
– Не наступай на мое покрывало, малыш.
И не поспоришь: это для кого-нибудь наверху ты – Аид Угрюмый, старший сын Крона.
А у нее глаза глубже Тартара и улыбка старше Океана, для нее – во дворец забежали мальчишки, друга маме представить.
Прошла-проплыла мимо, обдав шелестом вечно темных одежд и запахом свежести. Мимоходом потрепала за крыло Гипноса:
– Сынок, мир уже заждался вечерней дремы, а ее все нет, разве ты хочешь оставить смертных без сна?
Мелькнули белые крылья: был бог сна – нет бога сна.
– Уйди, – с Танатом она разговаривала не глядя. – Зачем явился? Тебе было сказано…
Мелькнули железные крылья: был бог смерти – нет бога смерти. Этот, правда, хоть посмотрел напоследок.
С тревогой, если только меня не обманывают глаза.
– А теперь идем со мной, малыш. Нам будет уютнее в другой комнате.
Комната и правда была другой. Комнатушка, где места с трудом хватало для стола и двух кресел. Проклятое покрывало заняло в ней весь пол, лезло под ноги: не захочешь, а попадешь стопой в искристую ткань.
