Вечно у них с утра потасовки вместо разминки. Но теперь уже не убивают. Медные люди чересчур воинственны, но от привычки сцепляться до смерти я их отучил.
Крепость дышит пыльными каменными улицами, всей своей сотней домов: разрослась в последний год. Строилась как охрана перевала, а вот, понабежало откуда-то каких-то торговцев, селиться начали, воины из ближайших селений невест понаприводили. Может, и город будет.
А война… а какая война? Крон где-то бегает, Крониды тоже чего-то ищут…
Двое ищут. Третий черной тенью меряет переулки нового обиталища людей медного века.
– Идите уже… пока он добрый! – долетает с запахом жареного лука из дверей харчевни.
– Это? Добрый?!
– Был бы злым – давно бы уже тут все лежали. Идите!
Братец-Зевс стал у тигля на славу. Хорошие у него творения получились: здоровые, быстрые, глаза блестят. Правда, не такие мощные, как люди серебряного века, зато плодятся быстро – в создателя.
– Господин!
Лицо у воина красное, как диск восходящего солнца. Медное, обрамленное такого же цвета усами и бородой. И, видно, это из новеньких, что десять дней назад прибыли: еще не уяснил, как со мной себя держать.
Как себя держать, если лавагет с виду моложе тебя?! Я, правда, раздался в плечах, хотя… с Посейдоном не сравнить, так что не считается.
– Мы думали… соревнования сегодня… в центре города… для всех… а?
– На кулаках, борьба, бег и на пращах. Мечи не вынимать.
А то знаю я, чем заканчиваются эти их соревнования.
Воин возвращается к своим – в луковый чад, из которого несется вопль ликования: «Я ж говорил, он добрый пока!»
Нет, я не добрый, я просто не знаю, чем заняться…
Пора бросать это место. Застрял здесь, потому что перевал важный, а на севере дела похуже. Там крепость больше, но жалуются, что соседи серебряного века совсем озверели, цены заламывают, на улицах буянят, набеги какие-то устраивают…
Строители, которые должны укреплять стену, спят брюхом кверху. Чернявый каменщик из потомков сатиров присел на двух других, ковыряясь в зубах. Прочих совсем не видно.
– Камней ждем, – пояснил снисходительно чернявый. – Скоро прибыть должны.
Духота влажной тряпкой обволокла лоб, шлемом сдавила виски. Не терплю шлемы: ни один-то мне не подходит.
Время текло вязко и противно, увязнув в утренней жаре. Зачем-то ходил в конюшню, где квадрига уже успела до дрожи в ногах запугать остальных коней. Конюхи косились страдальчески: неймется бешеному, что ты сделаешь…
Крепость проснулась, забурлила глухо, мерно. Плеснула двумя-тремя потасовками на улицах. Пришлый наемник-лапиф, пошатнувшись, толкнул в плечо. Схватился за свое плечо с криком: «Потише, рвань!»
