Нет, не могла я представить ее с крашеными волосами и макияжем. Может, она и станет красивее, но потеряет ту мягкую естественность и обаяние, которые подействовали на меня странно успокаивающе. Ее лицо словно светилось изнутри, и мне показалось, что я знаю ее давным-давно. От нее пахло свежими, но в то же время чуть горьковатыми духами – и это запах тоже был мне хорошо знаком.
- Боитесь летать? – повторила она.
Я кивнула.
- А почему?
Ее вопрос меня ошеломил. Как это почему?!
- Самолеты часто падают, - прошлепала я шершавым, с трудом управляемым языком – снотворное все-таки давало о себе знать.
- Да, случается, - согласилась моя соседка. – Значит, вы боитесь не летать, а разбиться. Боитесь смерти. Но почему?
Тут уж я и вовсе не нашла что ответить. Она что, издевается? Как можно не бояться смерти? Найдется ли хоть один человек, который с чистой совестью скажет: «Да, я не боюсь!»?
- Чего именно вы боитесь? Боли, мучений? Того, что мир останется, а вас не будет? Разлуки с близкими? Или, может, неизвестности?
- Всего сразу, - подумав, ответила я. – Но неизвестности, пожалуй, больше всего.
- Все боятся неизвестности, - улыбнулась соседка. – Атеисты, например, боятся ее так сильно, что утверждают: за гробом ничего нет. Такая уверенность менее страшна, чем неизвестность. К тому же она еще и удобна. Если Бога и вечной жизни нет, значит, в этой можно жить так, как хочется. Ни в чем себе не отказывать, ни на кого не оглядываться.
Она перевернула лежащую на коленях книгу в коричневой обложке, и я прочитала золотые буквы: «Молитвослов».
Так, понятно. Все, что было хоть как-то связано с религией, вызывало во мне жгучее любопытство, которое я отнюдь не торопилась удовлетворить. Религия одновременно притягивала меня и отталкивала.
- Значит, вы верующая, - протянула я. – Знаете, я ведь тоже не совсем мутант. Верю, что за гробом что-то есть, какое-то другое существование. Что есть некий всеобщий Мировой Разум. Но я не могу поверить в Бога как личность. И знаете почему?
- Почему?
- Потому что Бог, создавший Вселенную, должен быть мудрым, добрым и справедливым. А что на деле? Кругом сплошная несправедливость. Доброго человека унижают, заставляют голодать, убивают. А мерзавец живет себе, как червяк в яблоке. Вот возьмем этот самолет. Если он вдруг разобьется…
Я прикусила язык и огляделась по сторонам. Мне казалось, что я говорю громко, почти кричу, но никто, похоже, не обращал на меня внимания. Молодая мама вела в туалет очаровательного рыжеволосого карапуза в синем костюмчике. Мужчина, сидевший наискосок, увлеченно читал толстую книгу, и только мой сосед справа по-прежнему с интересом поглядывал на меня.
