Поводы для разногласий, конечно, тоже существовали, но были столь незначительными, что не стоят упоминания. Например, о том, что любимые Бриллоном копии картин Дега, развешенные в холле, были словно бельмо на глазу у его жены, он так никогда и не узнал.
Молодой муж, со своей стороны, был более честен в проявлении неудовольствия теми или иными действиями супруги, но при этом искренне верил, что вмешивается ради ее же блага.
Однако самым неприятным моментом, проявившимся в их браке, стала странная неприязнь миссис Бриллон к слуге-японцу.
Как-то вечером, через пару месяцев после свадьбы, она сказала мужу:
- Уф! Каждый раз, как я его вижу, меня передергивает.
- Кого видишь? Санетомо? - поинтересовался удивленный мистер Бриллон.
- Да.
- Но почему?
- Не знаю. - Дора уже пожалела, что заговорила об этом. - Он кажется таким коварным, таким бесшумным... ну, я просто не знаю. При мысли о том, что он где-то рядом, у меня мурашки бегут по всему телу.
- Конечно, он выглядит не слишком привлекательно, - согласился мистер Бриллон. - Может быть, даже отталкивающе. Но пойми, дорогая, я очень привязан к нему. Санетомо со мной уже десять лет, а однажды в Бразилии он спас мне жизнь. Я даже не представляю, как смог бы обходиться без него. Ну ведь он же не сильно тебе досаждает, а?
Естественно, Дора сказала "нет", подкрепив свой ответ поцелуем. И этот маленький инцидент был предан забвению.
Но время шло, а ее антипатия к маленькому желтолицему человечку все возрастала, да так, что теперь она с трудом могла выносить одно только его присутствие; а то обстоятельство, что он большую часть времени проводил в гардеробной своего хозяина, усиливало дискомфорт.
Возможно, Дора встречалась бы с Санетомо не чаще одного-двух раз в месяц, но она завела привычку проводить некоторое время в комнате мужа, перед тем как отправиться спать; причиной возникновения этой традиции стала неуемная страсть молодой женщины читать любимому вслух романы Драйзера.
Однажды вечером, дочитывая главу, она внезапно заметила, что японец совершенно неподвижно сидит на табурете в дальнем углу комнаты, устремив взгляд узких невыразительных глаз прямо перед собой. Чуть позже, когда он ушел, Дора сказала мужу:
- В самом деле, Гарри, я не думаю, что это хорошая мысль - позволять слугам сидеть в комнатах хозяев.
Но он только рассмеялся и ответил, что Санетомо не слуга, а сенешаль.
И с тех пор японец каждый вечер усаживался в своем уголке на табурет, а когда его присутствие становилось для Доры совершенно невыносимым и ее нервы сдавали, она решала эту проблему довольно легко - разворачивала свой стул в другую сторону. Так она засиживалась обычно за полночь, читая вслух избранные отрывки или беседуя с мужем, который, с удовольствием вытянувшись, полулежал в огромном турецком кресле перед ней.
