Стеттон был из тех натур, которые живут не столько реальностью, сколько своими представлениями о ней.
Он был переполнен ощущением собственной, почти королевской власти и великодушия, поэтому Алина, пожаловавшись на бедность гардероба, сравнительно легко уговорила его еще на двадцать тысяч франков.
На следующий день Стеттон, как и обещал, привел своего друга Науманна в дом на Аллее.
Науманн шел с некоторой неохотой, но Стеттон в свое время оказал ему некую - не важно какую - услугу, поэтому отвергнуть просьбу друга он не мог.
С четверть часа они ожидали в гостиной появления дам.
Алина выглядела восхитительно, но это было в порядке вещей, а вот Виви поразила Стеттона, может быть, потому, что никогда прежде ему не приходило в голову обратить на нее внимание.
На ней было светло-голубое платье из какого-то легкого материала, который плотно облегал ее безупречную фигуру, лицо играло красками, глаза блестели.
"Вот уж не ожидал", - подумал про себя Стеттон.
Его друг, услышав нежный голосок Виви, когда Стеттон представлял его ей, подумал то же самое.
Но в течение следующих пятнадцати минут Стеттон вынужден был признать, что совершил ошибку, приведя сюда друга, поскольку во время беседы - а они весьма мило беседовали, - Науманн, казалось, совсем забыл, что предметом его атаки должна была стать мадемуазель Виви, и глаз не мог отвести от лица мадемуазель Солини.
"Мне следовало бы это предвидеть, - сокрушался про себя Стеттон. Разве можно смотреть на кого-то еще, когда рядом Алина?"
Он пытался перехватить взгляд Науманна, но молодой дипломат не замечал его усилий.
Алина позвонила, чтобы подавали чай.
- Я знаю, что еще слишком рано, - с улыбкой сказала она, - но дело идет к ужину. Впрочем, это, быть может, соответствует правилам Маризи? Она повернулась к Науманну: - Знаете, я ведь чужестранка.
- Да. В противном случае я бы увидел вас раньше, - ответил Науманн. Вы к нам надолго?
- По крайней мере на сезон.
- Ага. А потом, я полагаю, уедете, как любой уважающий себя человек? Видели бы вы Маризи в августе!
Тишина, как в могиле, и жара посильнее, чем в духовке. Невыносимо!
- А вы здесь круглый год, месье Науманн? - вмешалась Виви.
- Да, к несчастью. Вопреки всякому благоразумию.
Принц неизменно отправляется в Швейцарию, а нам, считается, жара нипочем.
Подали чай, и Алина начала его разливать.
Науманн не сводил с нее глаз, но внимательный наблюдатель мог бы заметить, что дело тут не только в ее обаянии, его интерес скорее диктовался острым любопытством, он как будто пытался припомнить, где видел ее прежде. Впрочем, различать такого рода оттенки Стеттон был не способен. Полагая, что его друг поддался очарованию мадемуазель Солини, он нервничал от страха и легкого раздражения.
