Экипаж не нуждался в увещеваниях — матросы лезли по трапу так, словно на пятки им наступал сам дьявол. Вытащили Фюрстнера и других раненых. Через несколько секунд внизу оставались только я и Леманн. Вода доходила нам уже до пояса.
— Все вышли?
— Думаю да, герр лейтенант!
— Тогда идем, Леманн, медлить ни к чему. После вас.
Старшина ринулся вверх по трапу и выскочил в люк. Я изготовился следовать за ним, но что-то заставило меня помедлить и посветить фонариком вниз, в машинное отделение. Луч наткнулся на молоденького моториста. Оцепеневший от страха, тот цеплялся за поручень, а вода уже бурлила у него на уровне груди. Я пробился к нему и схватил за шиворот.
— Ну, иди же, тупой ублюдок! Давай!
В конце концов я кое-как оторвал его руки от поручня, и подобно мешку с мукой поволок к трапу. Но как только мы добрались до него, лодка начала тонуть. Я лез по ступенькам, таща за собой молодого немца, но едва мы добрались до шахты, крышка люка, открывающаяся вперед, вдруг захлопнулась. Свободной рукой я сражался с колесом замка, но впустую — оно было скользким от масла, а внутреннее пространство субмарины погрузилось в полную тьму. Я налег на крышку люка и стал толкать. Бесполезно — лодка погружалась, и давление воды запечатало люк. Через несколько секунд покрытая пеной вода дошла мне до шеи. Было как в маслобойке, до половины заполненной морской водой, дизельным топливом и хлором: невозможно ничего разглядеть, невозможно дышать, невозможно думать. Говорят, перед глазами тонущего проносится вся его жизнь. Со мной было не так — дикое смятение и рев воды, а посреди этого хаоса тихое, спокойное место и строгий, но добрый голос, удивительно похожий на голос моей няньки Ганнушки:
— Ну вот, юный господин Оттокар, вы хотели приключений, и нашли их. Теперь, боюсь, пришло время платить по счетам.
Я без особого успеха пытался вспомнить слова покаянной молитвы, потом стал с нетерпением ждать, когда все это кончится раз и навсегда. Последние пузырьки воздуха покинули легкие, и я сглотнул смесь соленой воды и солярки, потом пальцы мои соскользнули с трапа и все погрузилось во тьму.
Прогулка на берег
Моя первая мысль, помнится, была такая: если это тот свет, то можно было бы пойти навстречу и не держать меня в приемной. Признаться честно, состояние напомнило во многих аспектах чувство, испытанное мной много лет назад перед уроком катехизиса в приходской церкви св. Иоанна Непомуцкого: я плыву невесомый, а надо мной чистейший голубой свод, с вкраплениями высоких белых облачков, которые мы в годы моей юности на парусных кораблях, называли «ангельскими пердунками». Но постепенно, отплевав морскую воду и отерев с глаз мазут, я сообразил, что встреча с создателем откладывается до лучших времен, а сам я, если быть точным, барахтаюсь в луже из масла и обломков посреди безмятежного покоя Ионического моря. Я прочистил залитые легкие и носовой проход, и вскоре подметил, что рядом колыхаются другие головы, а рука моя по-прежнему обхватывает грудь молодого моториста, спасенного с тонущей UB-4. Парень был жив, но до сих пор цепенел от ужаса. Размышляя потом о случившемся, я пришел к выводу, что когда корма погружающейся субмарины пошла вниз, сохранившийся в ней воздух образовал мощный пузырь, который открыл люк машинного отделения и выбросил нас на поверхность.
