Выбор Донбасса | страница 7
Дело, вот дело,
в небо взлетела
не ракета — судьба,
налетай, ястреба,
рви на клочья, трепи,
разноси по степи...
Богово — Богу,
прах — по дорогам,
разбросай там и здесь...
Был трубач —
вышел весь...
А война, горяча,
найдет другого
трубача...
Если бы тело
твоё живое
кромсали
и рвали на части,
ужас бы миру
небо застил,
мир был бы
в ужасе, видя такое,
видя,
как в смертном оскале
таешь, тонешь
в небытии…
И только собственные
выродки твои
этому бы
рукоплескали…
Господи, вразуми меня
на исходе дня,
хотя бы на исходе
моих строк и мелодий,
таких нелепых,
что нет для них
ни окопов,
ни землянок штабных,
ни простора,
ни темного угла,
ни парусов,
ни худого весла —
только голос мой,
что тих и слаб…
Анна Вечкасова (Краснодон)
Открой, умоляю, глаза!
Услышь меня! Я же Твой раб
По Образу создан, но слаб.
А слабого трогать нельзя.
Как хочется жить и любить!
Да в небе летит самолет.
Гадаю — в кого попадет?
С тоской понимаю — бомбить...
И взрыв отдается в ногах!
Молю, просмотри на меня!
В осколках и смерче огня,
О, Господи, Яхве, Аллах!
Грохот! Страшный, дикий, злой!
Вспышки, блики, чей-то вой!
Навзничь, на пол! тру глаза —
Август, ночь... идет гроза...
До боли сжимаю руки.
В окно проревел раскат.
Сканирую кожей звуки:
гроза, «ураганы», «град»?...
И вновь задрожали стены.
Диспетчер дает добро.
Летим, не включив сирены,
там — раненная в бедро.
Она родилась в рубашке.
Везем её через дым
с бессменным шофером Сашкой,
что стал мне почти родным.
Возможно, забуду не скоро я:
смертельной объят пеленой
мой город. Осталась «скорая»
у края передовой.
В застывшем безводном мареве
работали за троих.
Смотрели ночами в зарево,
не ведая: кто и чьих…
Последние силы изношены
И думали — смерть обойдет.
Убитый. И ранена. Брошены?
Кто помнит — меня поймет
Где ты, стая моя, стая белая,
моя дерзкая, гордая, смелая,
где следы твои, верстами меряны,
неужели навеки потеряны.
Голоса, будто струны звенящие,
за игривой луной уводящие —
все бежали на зов оголтелые
по весенней земле волки белые…
Людмила Гонтарева (Краснодон)
Ветер рвет провода,
с крыш летит черепица,
и скрывает вода
наших улиц границы.
Над степным городком
собирается лихо.
В зазеркалье окон
напряженно и тихо.
Надвигается сушь,
невзирая на грозы.
Мясорубка из душ
на пределе угрозы.
На прицеле — покой,
не задавшийся, в общем.
Мы уходим в запой,
не куем и не ропщем,
и не мелем зерно,
не читаем молитвы…
Мы попали в сезон
мировой шоу-битвы.
Лечь в траву и закрыть глаза.
Вжаться раной открытой в почву.
Снились алые паруса.