Юрий Макусинский (Санкт-Петербург)
Утренняя пресса
Никого не волнуют донецкие дети.
Есть важнее дела в двадцать первом столетии.
Например, где-то там пристрелили шерифа,
а еще где-то там распилили жирафа.
Кто-то яйца пришпилил к брусчатке для кайфа,
Кто-то высек Адама из камня Сизифа,
Кто-то верит в политиков, кто-то в них метит.
Никого не волнуют донецкие дети.
Дымовая завеса бесплодной эпохи:
футболисты, банкиры, певцы-скоморохи,
эмигранты, расисты, красотки в доспехах,
самолеты без крыльев и юмор без смеха.
Жизнь без смысла и совести, словно без звука
и без цвета кино. Просто так — показуха.
А война — это где-то там, и воюют там — эти,
для кого что-то значат донецкие дети.
Дончанки
Знаю — слезы, долги, пеленки,
муж, воюющий спозаранку,
не котлеты на завтрак — пшёнка,
не хоромы порой — землянка.
Взгляд пленительный, голос звонкий,
гибкий стан, шелк волос — славянки!
До чего же милы девчонки,
наши верные однополчанки!
Не страшны вам ни «град», ни танки,
ни бандиты в густой «зеленке»,
ни чудовища в вышиванках —
все привычно для вас, сестренки.
Ах, пленительные дончанки —
новоросские амазонки!
Война
И снова война. Даже если никто не стреляет.
Погибшие души вопят по ночам от души.
В кровавом тумане эпохи не слышно рояля,
одни лишь литавры звенят во вселенской глуши.
На третьей планете системы, что где-то там с краю
забытой галактики, звезды в ночи хороши:
по братьям и сестрам убитым Псалтырь я читаю
и жалуюсь Богу, что волею вновь согрешил.
Мне ненависть гасит рассудок и сердце сжимает:
ненужные мирные вещи продам за гроши,
куплю пулемет и гранату. Заря золотая
меня не застанет за завтраком в томной тиши.
И верная муза — подруга моя боевая,
мне точит как пики последние карандаши.
Президент войны
Господин президент не моей страны,
Вы в большом почете у сатаны:
он Вам льет инфернальные бредни в уши,
и Вам нравится музыку эту слушать.
Например, про меня. Я — из той шпаны,
похороненной наспех в полях войны
вместо сучек, смакующих ром и суши,
что с утра на Крещатике бьют баклуши.
Господин президент! Вы душой больны,
и лицом приветливым так черны
от того, что дом мой вчера разрушен,
