Люсьен скоро забудет Андре; Жорж был достаточно осторожен, никогда не напоминая своему другу о нём, и никто даже ещё не вспомнил его. После скапуляриев и образков Люсьен начал с жадностью собирать религиозные картинки, начав с первого причастия Жоржа. Сначала он выпрашивал их у других мальчиков, а затем даже у воспитателей. Его молитвенник и псалтырь были набиты ими, и когда там не оказалась места, он стал заполнять ими ящик в своём столе. Некоторые из них обладали кружевными краями или были вырезаны в форме креста: а часть, на пергаменте, была раскрашена.
Все они представляли собой религиозные картинки, цветы, или предметы культа в целом. Там, в этой коллекции было даже некоторое количество иллюстрированных траурных карт, связанных с людьми, которых Люсьен никогда не знал. На одной из них имелась фотография улыбающегося мальчика, несущая следующий эпиграф: «Он ушёл, как лилия, не оставив ничего, кроме аромата».
Но самым дорогим для сердца Люсьена была печатная картинка со Святой Терезой Младенца Иисуса и Святого Лика с надписью: «Я жажду любви», с прилагавшимся к ней небольшим кусочком ткани, «который касался человека, служившего Богу». Она была реликвией одного только Люсьена. Хранив её в течение длительного времени поверх других в ящике своего стола, он перенёс её в свой блокнот, где мог чаще любоваться ей и целовать её, когда думал, что Жорж не смотрит.
Многие из его образков и картинок несли апостольские индульгенции, которые можно было обрести читкой соответствующих молитв перед ними, и сей факт подвёл его к ревностному служению ради индульгенций. Он забрал свой молитвенник в студию и занялся составлением списков молитв для достижения индульгенций. Он заносил свои сведения в тот блокнот, из которого вырвал страницы, даже не удосужившись перечитать их — те самые страницы, которым ранее доверял очень разные вопросы. Он разорвал те страницы на мелкие кусочки, разжевав и проглотив их, в придачу к тем стихам, разбросанным по его тетрадям, даже не заметив, что там отсутствует одно. Жорж, когда Люсьен одолжил ему почитать отцензурированный им блокнот, все еще мог видеть края страниц, которые была вырваны. Он рассматривал их мгновение, как будто, благодаря какой–то симпатической магии, они могли нести на себе записанные невидимыми чернилами откровения, уничтоженные Люсьеном.
Благочестивые заметки Люсьена начинались следующей записью:
«Единение в мысли на всех мессах: триста пятьдесят тысяч месс каждые двадцать четыре часа, четыре вознесения в секунду».
