Мы сожалеем о твоём заболевшем друге, и желаем ему быстро поправиться. Твой отец знал одного Блажана: тот был из армейских. Во всяком случае, я надеюсь, что ты будешь счастлив со своим другим другом.
Сохранился ли крестик на твоих освящённых чётках? Если помнишь, он был заменен только перед твоим отъездом. Хватает ли тебе одеял на кровати? Но я знаю, что те хорошие сестры, кто заботился о тебе, не позволят тебе нуждаться. Ты всегда должен относиться к ним с ласковым уважением.
То, что ты просил, будет отправлено. Я кладу несколько лепестков роз в своё письмо — от последней розы на кусте в ванной. Они послужат напоминанием тебе о цветах, которыми я украшала твою комнату, и воспоминанием о доме.
С поцелуями от твоего отца и меня,
Твоя мама.
После изгнания Андре Люсьен повесил себе на шею три скапулярия [название элемента монашеского одеяния, впоследствии перешедшее также на особый освящённый предмет, «малый скапулярий», что–то вроде оберега или талисмана, носимый католиками по обету]. Он показал их Жоржу. Один из них был синий, другой красный, и ещё один темно–бордовый. Отец Лозон достал их для него; но перед тем, как он их надел их, доминиканец выслушал его общую исповедь, и дал совет по завершению обращения. Это, сказал он, должно быть одновременно поучительно и искупляюще, и именно он посоветовал ношение скапуляриев, в качестве признака покаяния и отметки о благочестии.
Несколькими днями спустя к ним в компанию добавились святые образки. Люсьен стал носить четыре из них пришпиленными к своему свитеру, самым редким был образок из Бенедиктинского аббатства в Эйнзидельне, данный ему одним из Отцов. Ещё один он прикрепил к своему ремню — тот оказался из Нотр—Дам–де–ла-Сеньтюа; этот образок ему дал мальчик, который приехал из города, где можно было найти Деву с таким же именем. Люсьен, казалось, пребывал в восторге от этой массы оберегов и совершенно равнодушно относился к ироническим замечаниям Жоржа, у которого больше не было ни малейшего представления, как ему молиться за своего друга.
— Ты можешь говорить, что хочешь, — сказал он Жоржу, — но с ними я чувствую себя должным образом одетым.
— Я рад это слышать, — ответил Жорж, — но не снимай ни одного из своих скапуляриев или образков, когда будешь принимать субботнюю ванну — это может быть опасно.
Однако, на самом деле, Люсьен нравился ему всё больше. Ему доставляло удовольствие останавливаться на том факте, неизвестном даже Люсьену, что он, Жорж, был единственным, кто знал секрет этой трансформации. Он, без каких–либо намерений, переделал своего друга и направил его в сторону добродетельного Декалога. Результат, полученный им, был как унизителен, так и удивителен; но это, конечно же, не могло долго продолжаться? Жорж принимал такое, но только как проходящую фазу. Эта религиозность вскоре унесётся прочь на крыльях времени, так же как горе Люсьена, которое уже уносится.
