Когда же им принесли счет, то первая любовь чуть не упала в обморок: ровно столько ей платили за месяц работы библиотекарем.
Бывший хулиган понял, что надо ковать, пока горячо.
– Положись на меня, – авторитетно сказал он. – У меня знаешь какие связи в Москве? Устроим тебя философом.
Златокудрая нимфа с надеждой взглянула на своего спасителя. Лёнчик прикрыл своей мужественной рукой ее маленькую розовую ладошку.
Нимфа вздрогнула и отдернула руку:
– Пообещай мне, Леня, что мы останемся просто друзьями.
– Ну, раз ты так хочешь, – разочарованно протянул он.
17
Леонид Максимилианович включил свет в салоне. Уже темнело. И зачем он потратил столько времени? Девочка со светлыми локонами все никак не соглашалась прокатиться с ним. Не меньше дюжины разномастных девиц закидывало ноги в его тачке, но каждый раз он думал только об одной.
Весной он специально купил светлый костюм и дорогие духи. Тогда только расцвела сирень, и за охапку пахучих веток с него содрали целую тысячу. Он даже столик заказал и номер в гостинице, но увы! Она опять от него ускользнула, как змея. И тогда он так напился в том самом баре, что на утро чуть не покончил с собой, увидев на подушке голову спящего Гены.
Леонид Максимилианович отогнал досужие воспоминания. А тут, как назло, зазвонил телефон. Жеманный Геннадий Альбертович интересовался, как дела. Лёнчик мысленно послал шефа по известному адресу, но отрапортовал, что все чики-пуки. Босс был большой любитель покапризничать. В такие минуты ему стоило сообщать лишь хорошие новости.
Словно верблюд, навьюченный поклажей, кассир вылез из машины.
– Неужели она следила за мной? – пробормотал он растерянно.
Бледная фигура по-прежнему маячила в окне. Лёнчик со злостью захлопнул дверцу, и тут телефон зазвонил снова. У Гены снова был неотложный вопрос – какой галстук надеть на собрание финансового клуба?
Фигура за окном исчезла, точно призрак прошлого.
Леонид Максимилианович сжал кулаки и забыл запереть авто.
18
С утра у Григория Петровича Сердякина покалывало в груди. Виной тому была, конечно же, бессонница. В комнату, где он снимал койку, еще летом подселись велеречивые таджикские рабочие, которые каждый вечер обсуждали за совместной трапезой какие-то важные или, наоборот, очень веселые дела. Несчастный географ старательно закрывал голову подушкой, считал овец сотнями, так и не мог заснуть. Ночь с пятницы на субботу не стала исключением.
