А что же Лиля?
Когда Ноултон вошел в вестибюль, она возилась со своими бумагами и поэтому его не заметила. Она осознала его присутствие, только когда он приблизился и заговорил с ней.
На несколько мгновений у нее язык отнялся от удивления, смущения и радости. Она смотрела на него странным взглядом.
— Что случилось? — улыбнулся Ноултон. — Неужели вам настолько неприятно меня видеть?
Затем, не дождавшись от Лили ответа, он взял телеграфный бланк, заполнил его и протянул ей вместе с десятидолларовым банкнотом, который достал из бумажника.
Тревога и смущение Лили удвоились. Купюра была точно такой же, как и предыдущие, которыми он расплачивался и которые показывал ей инкассатор.
Что она могла сказать? Подыскивая слова и чувствуя, что надо что-то сделать, Лиля взяла купюру, потом тут же положила ее на стол. Ее всю трясло. Наконец, собравшись с силами, она промолвила:
— Мистер Ноултон, эта купюра… я… я не могу ее принять.
На лице Ноултона отразилось удивление и смутное беспокойство. Не успел он задать вопрос, как девушка продолжила:
— На днях наш инкассатор показал мне одну из ваших купюр и спросил, откуда она взялась. Сказал, что она поддельная. Я подумала, вы захотите это узнать.
Ноултон побледнел и не отрываясь смотрел на нее.
— Ну и?.. — спросил он.
— Сказала ли я ему?
— А почему бы вам это не сказать? — Голос молодого человека дрожал от нетерпения.
— Я ничего ему не сказала. Решила, что лучше вам узнать об этом первому. Понимаете… — Слова застряли у Лили в горле, и она покраснела от стыда до кончиков ушей.
Ноултон взял со стола свою купюру и дрожащей рукой положил ее обратно в карман. Тихим и неуверенным голосом он промолвил:
— Если это не имеет для вас особого значения… я… мне… лучше бы вам ничего ему не говорить. Больше не буду вас беспокоить. Я… я благодарю вас, — добавил он, повернулся и ушел.
Это был конец.
Лиля посмотрела на свои бумаги, и у нее защемило сердце. Через несколько минут к ней подковылял Дюмэн с намерением узнать что-нибудь о том, что ей сказал Ноултон. Девушка была вся в слезах.
— Мой бог! — заволновался француз — мисс Уильямс была не похожа на саму себя, и ему стало за нее очень больно. — Что тут слушиться?
— Ничего, — ответила Лиля. — У меня болит голова. Ради бога, не стойте у меня над душой!
Дюмэну не оставалось ничего другого, как ретироваться в свой угол, где его друзья держали тайный совет.
Он решил ничего не говорить им о слезах Лили, будучи уверен, что в противном случае Ноултону крышка — парень не доживет до утра.
