Ярош задумчиво смотрел на темную улицу, не понимая, почему сегодняшняя ночь согласна отвечать чуть ли не на каждый его вопрос. Он обернулся к хозяйке, укрывающей бесчувственную давнюю легким одеялом. В свете одинокой свечи казалось, что на щеках Матери проявился болезненный румянец.
— Уходи, — повернувшись к пирату, попросила Катерина. — Я ее перевяжу.
— Хорошо. Я приду утром, — но Ярошу совсем не хотелось снова выходить на улицу, в ночь, такую коварную в своей благосклонности.
Хозяйка заперла за пиратом дверь на все засовы. И правильно сделала: возле дома уже стоял другой гость, не менее древний, чем Мать, — забытое существо, которому раньше платили стертыми монетами. Платили, чтобы перевозчик увез их души на другой берег. Много было у него имен, много обличий, как много лиц у каждого из давнего народа.
— Она умрет. Я видел, как ее ранили, — едва слышно сказал Харун, в его голосе чувствовалась печаль.
Он был высок, глаза темные, волосы с сединой. И одежды его черные, но не траурные.
— И зачем ты говоришь это мне, забытый людьми бог? — рука Яроша коснулась оружия.
— Перестань, Сокол, зачем нам драться? Птицы дерзки, но лишь они не страшатся опалить крылья солнечными лучами, поднимаясь над облаками, — Харун не насмехался. — Разве ты ничего не хочешь спросить у меня, Сокол?
— Я никогда не верил в тебя, давний народ сгинул во тьме веков. А пират и двух медяков не отдаст перевозчику, — Ярош с неохотой убрал руку с сабли. — Древние боги мертвы, ибо им нет веры. А ты жив. Почему?
— Сам не знаю. Возможно, на Призрачных островах мне скажут.
Сабля вылетела из ножен быстрее, чем он договорил.
Харун усмехнулся.
— Боишься, человек. А я всего лишь хотел помочь.
— Когда это ты стал помогать людям, забытый бог?
— Я не бог. И родился человеком очень давно. Опусти оружие, Сокол.
— И как ты можешь помочь ей? — Ярош не верил Харуну, но и не боялся, хотел не бояться.
— Возьми давнюю на корабль. Море вылечит ее рану. И меня возьми. Тебе же не ведомо, что встретится на пути, когда твой корабль возьмет курс на Призрачные острова.
— А тебе ведомо? — Ярош все же опустил саблю.
— Нет. Но мне легче договориться с тенями прошлого, нежели вам, людям, — в темных глазах давнего бушевал шторм, и казалось, ночной сумрак, растворенный во мраке, тоже попал в плен к обезумевшей, но пока безмолвной стихии.
Яроша проняло холодом, и давний на мгновение заглянул ему в душу.
— Я приду в Восточную бухту на рассвете. Через четыре дня, — Харун отступил, исчезая среди теней.
