Сколько суток длился шторм, я не знаю. Счёт времени был мною потерян, а течение времени отмечалось лишь естественными надобностями. Проголодался – поел солонины с твёрдокаменным сухарём, предварительно поколотив его об пушку. Захотел спать – поспал, сколько смог, в качающемся маятником гамаке. В свою каюту я заглядывал за всё время непогоды всего раза три, оставаясь постоянно при своих воинах. Я твёрдо знал, что нельзя сейчас оставлять людей одних, присутствие командира в сложной ситуации бодрит подчинённых, вселяет в них больше уверенности и душевного спокойствия. Да и мне среди стрельцов было, откровенно говоря, более комфортно и познавательно.
Перезнакомился поимённо практически со всеми, кто близко подсаживался. Узнал много нового о быте крестьян и жителей городов русских. Кто-то рассказывал о своей семье, явно тоскуя и ожидая от меня моральной поддержки. Другие делились своими планами жизни в неведомой стране. И как-то так получилось, что стал я рассказывать людям о той земле, куда мы плывём. Сначала коротко, в общих чертах. Потом, после разговора с князем и получения от него разрешения, более подробно. Одобрил он, кстати говоря, и предложенное мной название его предприятия: «Русский экспедиционный корпус». Понравилось оно князю. Ведь мы не жалкая кучка нищих переселенцев, ищущих лучшей доли на чужбине, а воинское подразделение, созданное для выполнения определённой задачи на недружественной пока территории.
Рассказывал я в присутствии руководства «Русского экспедиционного корпуса» – князя, боярина Жилина, отца Михаила (заместителя командира по воспитательной работе) и дьякона Феофана – худенького, среднего роста мужичка с длинной редкой бородой и лысиной во всю голову. Подбирая простые, понятные людям шестнадцатого века слова, ознакомил слушателей с историей открытия Южной Америки, её климатом, природой, назвал и описал некоторых птиц и животных. Рассказал кое-что о живущих там аборигенах, именуемых индейцами, и что от них можно ожидать. Потом посыпались вопросы, на которые я постарался дать чёткие лаконичные ответы. Говорил, ничего не выдумывая и не приукрашивая. Моя информация должна быть только правдивой. Как-то решил поприсутствовать на моей «лекции» и сменившийся с вахты капитан. Посидел недолгое время, вслушиваясь в русскую речь, и, ничего не поняв, ушёл в свою каюту.
Беседовали долго. У меня даже горло заболело. Но я был рад, что стрельцы теперь знают, куда и зачем они плывут на утлом, скрипящем на разные голоса судёнышке. «Каждый солдат – знай свой манёвр!» – скажет ещё не родившийся Суворов. Теперь мои воины знали свой манёвр! Кстати, про скрип мачт и свист ветра. Что-то музыкальное сопровождение моего сольного концерта существенно притихло. Да и качка вроде как тоже уменьшилась. И аплодисменты волн по бортам стали не такими весомыми.
