— Приятные коняшки, — лениво замечает Станислава. — Мы как раз думаем с кузиной, что следовало подойти в конюшню, заплатить сколько надо, взять седла и немножко поездить.
Княжна скромно улыбается.
— Я уже очень давно не ездила верхом. Впрочем, у них здесь, наверное, и нет дамских седел.
Все трое сейчас в платьях[55]… а Станислава никак не реагирует. Поездка в дамском седле для нее является чем-то совершенно естественным. Ученица отмечает это в памяти. Ее преподавательница никак не соответствует эпохе. Маскируется она неплохо, но ее выдает масса мелочей. Взять хотя бы то, что вместо популярных сейчас ложечек с пирожным она использует вилку с двумя длинными зубцами. Или вот то, что протягивает руку и бессознательно вытаскивает какой-то мусор, запутавшийся в косе родственницы. Потом с улыбкой расчесывает ей волосы. Сестринские чувства она проявляет через искание. С тех пор, как в средине ХІХ века было установлено, что вши переносят тиф, после чего им объявили безжалостную войну, искание перестало быть проявлением ласки и заботы, оно вообще вышло из употребления[56].
А вот Катаржина современна до боли. В ее движениях видна нервность и спонтанность и даже определенная резкость. Она училась в школе с совместным обучением, вот и приняла от коллег по классу образчики типично мужского поведения… Моника улыбается обеим женщинам.
Лошади глядят издалека — беспокойно и выжидающе. Следят, хотя и опасаются. Что же, конь — это лучший приятель человека… После снятия покрышки самовар разгорается снова. Станислава берет упавший в траву кусок сырника[57] и несет лошадям. Гнедая кобыла видит ее впервые в жизни, но без колебания съедает лакомство[58]. Женщина возвращается к подругам. Лошади, поглядывая в их сторону, все так же стригут ушами.
Снова запел пар. Учительница отыскала в корзинке третью чашку, налила чаю из самовара и подала Монике. Еще один элемент, не соответствующий современности. Русская мода пить чай из стаканов серьезно вытеснила чашки из употребления[59]… Моника поблагодарила, кивнув. Поставила чашку возле себя, на ровном участке земли.
— Вот сахар, — Катаржина протягивает сахарницу.
Княжна берет ложечку, касается ее кончика пальцем и, словно ошпаренная, отводит руку.
— Спасибо, я без сахара, — неуверенно сообщает она, инстинктивно вытирая пальцы об юбку. На голубой ткани остается тонкий алый подтек.
— Точно как и я, — сказала Стася. — А может желаешь к чаю варенья?
— Если можно…
