Кроме всего прочего Костя, в отличие от Кати, оказался закрыт от Ирины Александровны. И с каждым днем закрывался все больше. Ирине Александровне нужно было самой догадываться о том, что происходит в его душе.
С Катей было так просто! Так весело и ясно! Ее можно было обнять, усадить на колени, пошептаться, посекретничать, чувствуя полное взаимопонимание.
С Костей, внезапно перескочившим через два года, причем с одного поля на другое, это было невозможно. Его тоже можно было обнять, конечно, и он не сопротивлялся, не напрягался, по крайней мере внешне, но это ничуть не помогало Ирине Александровне стать к нему ближе.
Она понимала, что должна ему помочь, но не знала как.
И никакие книжки и посторонние советы не могли помочь ей самой.
И ни с кем она не могла поделиться происходящим.
Разве кому-то можно было бы что-то объяснить?.. Разве кто-то способен был поверить ей и понять ее?..
И дать ей настоящий совет, оказать ей настоящую помощь!..
2
Наконец, в один из дней Ирина Александровна почувствовала, что близка к взрыву.
Это было в самый разгар рабочего дня.
Она сидела за компьютером, глядя на линии чертежа, но не видя их и не имея сил работать. Ей хотелось вскочить, закричать, броситься куда-нибудь, что-нибудь сделать, может быть, сломать что-нибудь. Но она знала, что это все ей не поможет.
Ирина Александровна закрыла глаза, желая также закрыть и слух, и разум, и все чувства. Чтоб ничего не видеть, не слышать, не говорить ни с кем и не думать ни о чем.
Чтобы не взорваться на самом деле.
И вдруг рядом с ее столом кто-то остановился.
Ирина Александровна осторожно открыла глаза и подняла голову.
Это был Григорий.
Он смотрел ей в глаза очень внимательно, и Ирина Александровна вдруг непроизвольно поднялась со своего рабочего кресла, с застывшим сердцем вглядываясь в лицо своего бывшего коллеги и нынешнего шефа.
Вдруг откуда-то повеяло свежим воздухом, как будто кто-то невдалеке взмахнул мощным крылом, и Ирина Александровна подумала, что она давно, целую вечность, не чувствовала ничего подобного.
Они с Григорием смотрели в глаза друг другу молча, и Ирине Александровне показалась, что продолжавшиеся невидимые взмахи как будто бы окутали их невидимым облаком, закрыв на время от окружающей деловой суеты.
Чем дольше смотрела она в глаза Григорию, тем больше очаровывалась их глубиной. В ней скрывалось многое, не было только одного – темного донного ила.
И тогда Ирина Александровна поняла, что она смотрит в глаза человеку, который один на всем белом свете способен понять ее.
