Если я сдамся, возможно, они позволят Энн и остальным уйти. Если я перестану сопротивляться, остальные могут выжить.
Если… если…
Опасное слово.
— Мне занять эту сторону вагона или другую?
Голос Энн вырвал его из раздумий. Он посмотрел ей в глаза, и ему показалось, что она едва заметно вздрогнула. Скорее всего, она понимала, о чем он думает, и эти мысли пугали ее.
— Эту сторону вагона или другую? — требовательно повторила она, и волнение заставило ее голос дрогнуть. Девушка вскинула пистолет.
У них осталось не так много времени. Сердечные прощания, ненависть, сожаления, горечь, самобичевание… ни на что из этого не осталось и минуты. Сейчас можно было или сражаться, или погибать.
С усилием, которое, он надеялся, не было для Энн столь очевидным, Лоусон чуть улыбнулся и многозначительно кивнул.
— Давай останемся на одной стороне.
Девушка согласилась.
— Годится.
В молчании армия Младшего приближалась к разрушенному пассажирскому вагону.
Они приближались быстро. Некоторые — быстрее, чем другие. Наиболее проворные неслись к разбитым оконным рамам, развороченным монструозными лошадьми. У Лоусона и Энн было всего несколько мгновений, чтобы прицелиться. Некоторые чудовища попросту сливались с ветром, двигаясь так быстро, что их невозможно было увидеть, пока они не оказывались совсем рядом, опуская свою нижнюю челюсть и являя на свет страшные, длинные, острые клыки, готовые впиться в горло наглым выскочкам, вздумавшим бунтовать. В глазах монстров пылало алое пламя, способное прожечь дыру в своих жертвах.
Первой, кого Энн убила выстрелом в голову, была маленькая светловолосая девочка, которой на вид можно было дать не больше десяти лет. На ее лавандовом платье ужасающе темнели пятна засохшей крови, а глаза были двумя горящими адскими безднами. Получив пулю, девчонка заверещала, как стая диких ворон, и начала сгорать на месте. Лоусон убил мужчину-вампира с глубоким неровным шрамом на лбу, оставшимся для него негласным напоминанием о навсегда ушедшей человеческой жизни.
Клыки еще одной рыжеволосой вампирши в платье жены фермера настигли Тревора чуть раньше, чем он успел застрелить ее. Острые зубы яростно впились в держащую кольт руку, заставив Лоусона плотно сжать челюсти от боли, однако сил нажать на курок ему хватило, и женщина, шипя, упала на землю, начала извиваться, словно змея, пока тело ее деформировалось и по частям обращалось в прах, а кожа оползала, как старая штукатурка.
