, Кено
[6], Мексиканский монте
[7], Чак-а-Лак
[8], обыкновенные кости, Наполеона
[9] и еще множества карточных игр. Победные кличи раздавались примерно каждые пять секунд, и тут же за ним звучали стоны или ругательства проигравших.
Энн и Тревор привлекли к себе внимание завсегдатаев лишь на мгновение, потому что колесо, карты и волчок интересовали их куда больше, чем два случайных незнакомца.
Лоусон направился к барной стойке, и Энн держалась позади него, не отставая. Он заказал виски у морщинистого бармена, который, вероятнее всего, хранил под стойкой обрез, судя по его суровому виду.
— Может, хочешь выпить? — спросил Лоусон свою спутницу, но она покачала головой.
Как и всегда, подумал Тревор, вздыхая. Впрочем, возможно, хорошо, что Энн старалась не увлекаться спиртным. Здесь это был лишь способ соблазниться возможностью сорвать большой куш.
Он потянулся и снял закрепленные на голове с помощью ремня темные очки. Они отправились в карман его пальто, снимать которое ему не требовалось — его тело в нынешнем своем состоянии давно потеряло способность потеть от жары, однако сейчас он все же решил снять верхнюю одежду, чтобы не привлекать лишнего внимания посетителей… и карманников, которые уже воззрились в его сторону, приготовившись спотыкаться и изображать пьяное дружелюбие в актах своего воровского мастерства.
В следующую секунду в поле зрения Лоусона попали две девушки, явно являющиеся специальным атрибутом заведения. Одеты они были несуразно и странно, словно только учились примерять платья. Они чем-то напоминали детей, которые только учатся рисовать, обмакивая пальцы в краску. Их вычурные наряды явно были новыми — вероятно, предоставленными руководством бара — один синий, как Средиземное море, а другой рыжий, как апельсиновая корка или даже переспелая тыква, которую напоминала и фигура этой девушки. На пути вперед Лоусон воспользовался возможностью изучить игроков за столами. Он видел, как другие работницы заведения движутся сквозь толпу, одетые в яркие откровенные платья, которые, должно быть, проделали сюда долгий путь из Сан-Франциско: розовое, как летний лимонад, зеленый, как луговая трава, фиолетовый, как страстный сон, красный, как вновь пролитая кровь…
Прежде чем Лоусон успел проанализировать толпу и поискать в ней Эрика Кавано, девушка в синем двинулась к нему. На лице ее застыла улыбка, от которой ей должно было болезненно сводить мышцы лица. Тягостная, тоскливая боль и впрямь мелькнула в ее глазах, а еще в них мелькнул хмельной блеск — похоже, сама юная особа была не менее “синей”, чем ее платье. Впрочем, изображать опьянение она, должно быть, тоже умела весьма неплохо. У нее были светлые волосы, вероятно, раньше уложенные в хорошую прическу, но сейчас — от влажности, холода и дыма — они заметно поникли. Макияж делал эту девушку почти такой же бледной, как Лоусон, на губах сверкал ярко-малиновый росчерк, а маленькие пятна румян чуть размазались по щекам. Под белилами на лице ниже левого глаза угадывались черты недавних побоев.
