– Э-э, мадемуазель, кажется, теперь моя очередь бояться спать с вами в одном купе. Как бы вы не перегрызли мне во сне глотку. – Трудно было понять, шутит он или говорит всерьез.
– Не волнуйся, – успокоила его Катя. – Я плотно поужинала в вагоне-ресторане и вряд ли проголодаюсь до утра.
– Улыбнись, пожалуйста, – вдруг попросил он.
– Что? – удивилась Катя. – Но мне не с чего улыбаться. Рассмеши хотя бы.
– Я прошу.
– Изволь, – пожав недоуменно плечом, она состроила ему гримасу-улыбку.
– Гмм… А теперь откинь назад волосы.
Сама не зная зачем, она повиновалась.
– Странная метаморфоза происходит со мной, – задумчиво проговорил Андрэ. – Должно быть спьяну. Вот я слушаю тебя и мне кажется что женщина, изрекающая такое, должна быть, как минимум, лет на десять старше и иметь отталкивающую внешность. Скажем, торчащие уши, кривые зубы, впалую грудь и так далее.
Потеряв дар речи от неожиданности, Катя со страхом уставилась на него. В ушах возник нарастающий металлический звон. Руки предательски задрожали. Она силилась улыбнуться, подыскивала, что бы ответить ему, но слова не шли с ее языка. К счастью, ничего не заметив, он снова заговорил, сменив тему:
– Но, представь себе, от твоей шоковой терапии мне действительно полегчало.
«А мне от твоей захотелось сунуть голову в петлю», – подумала Катя, а вслух сказала:
– Вот и хорошо. Тогда будем спать. А то поезд прибывает в Брюссель на рассвете.
– Ты оставишь мне свои координаты?
– Зачем?
– Я хотел бы иметь тебя в списке своих знакомых, в качестве психо-хирурга – вивисектора на случай экстремальных ситуаций.
– Я же сказала, что еще не решила, где осяду, поэтому мне нечего тебе оставлять.
– Тогда возьми мою визитку. Если окажешься а Париже, приди напомнить мне, какое я, и все окружающие меня дерьмо. Буду тебе очень признателен. А то, знаешь, последние мессии двадцать первого века все громче кричат, что человек и есть Бог. Остальные слушают, развесив уши, и ничего им не возражают. Еще бы. Кому не захочется напялить на себя личину Бога, забыв хоть на время, что на ногах у него либо когти, либо копыта… Ладно, Катерина. Устраивайся. А я пошел умываться. Спокойной ночи.
Спокойной ночи не получилось. До самого утра Катя не сомкнула глаз. Поначалу она напряженно прислушивалась к дыханию попутчика, пытаясь угадать, заснул он или притворяется. Когда же, повернувшись лицом к стене, он мерно засопел, временами всхрапывая, Катя принялась обдумывать снова и снова его слова относительно ее внешности. Случайность? Совпадение? Или следует предположить, что ее фонтом, как матрица, хранит в себе прежние очертания физического тела, и отдельные личности, обладающие особой чувствительностью, могут эту матрицу считывать? Говорят, если человеку ампутируют руку или ногу, фонтом отсутствующей конечности сохраняется. Ощущение это настолько реально, что человек может испытывать в ней боль, онемение или непреодолимое желание почесать то место, которого давно уже нет. Что если нечто подобное имеет место и в ее случае. Что если позади ее насильственно притянутых к черепу ушей видны прежние, торчащие?
