Застолье оказалось по-французски непринужденным. Много говорили, шутили, смеялись. Лишь один человек — Павел Федирко, могучий, будто сибирская круча над бурливой рекой, секретарь Красноярского крайкома партии — выглядел мрачным.
Черненко заметил это и спросил:
— Что с тобой, Павел? Ничего не ешь. Мяса, небось, хочешь, как дома в Сибири? А ты устриц попробуй! Деликатес все ж…
— Я, конечно, могу… — отвечал Федирко. — И вот с этой тарелочки «непонятное» попробовать, и вот это, что в раковинке лежит — устрицей — бокальчик «чего покрепче» сверху придавить, но…
— Что «но»? — уставился на него Черненко.
— Только в порядке партийного поручения, Константин Устинович!
— Даю! — тотчас отреагировал Черненко.
При этих словах Федирко, словно бросаясь грудью под танк, решительно опрокидывает в себя чуть не фужер коньяка, закусывает самой маленькой устрицей и выносит вердикт:
— А маслята — все одно лучше!
Во время той же самой поездки на XXIV съезд компартии Франции получился «конфуз» и еще с одним делегатом, вернее делегаткой: многократной героиней соцтруда, ткачихой Валентиной Голубевой. Жила она не при посольстве, как основная часть делегации, а в пятизвездочном парижском «люксе» с обилием непонятных кнопочек на стене.
Проснувшись утром, еще толком не одевшись, она из любопытства легонько дотронулась до одной из них. Не прошло и трех минут, как в дверь позвонили решительно и требовательно.
Голубева в испуге распахнула дверь. На пороге стоял огромный негр, с улыбкой произносил: «Мадам…», а дальше следовало нечто по-французски непонятное, но сопровождаемое жестом руки в сторону постели.
— Что?! Нет, нет, мосье… — закричала Голубева, подозревая, что она нажала на какую-то самую что ни на есть потаенную «развеселенькую» французскую кнопочку.
Негр стер с лица улыбку, недоуменно пожал плечами и удалился.
Внизу в фойе Голубеву поджидал переводчик. Она рассказала о произошедшем случае, «забыв» поведать о кнопочке. Тот возмутился и ринулся к метрдотелю: «Что это, мол, за гнусности?..»
Возвращался назад к Голубевой после разговора с метрдотелем переводчик несколько смущенным.
— Что? — спросила Голубева. — Что он хотел?
— Вы, Валя, нажали кнопку, которая называется «уборка постели»… — сказал переводчик, и, борясь со смущением, постарался спешно выйти на улицу.
Можно, конечно, закончить рассказ о международном опыте Черненко на этой, не связанной непосредственно с ним, а только с членами его делегации, веселой ноте. Но, наверное, будет не совсем верно с моей стороны, упомянув ранее о разногласиях между Черненко и Жоржем Марше, не рассказать из-за чего они произошли.
