детях – это вина самих родителей. К двадцати годам дети уже становятся теми, кого из них
воспитали, и если вы и дальше продолжаете им не доверять или понятия не имеете, чего от них
ждать – вините только себя. Никто не мешал вам воспитать законопослушного гражданина, и
если вышло плохо – смиритесь с этим и больше не заводите детей.
- Пап, пап, – я прерываю поток его слов и недовольно стискиваю зубы, – прекрати. Я не
делаю ничего такого, из-за чего мы с тобой должны поссориться.
- Дол сказала, ты опять подрался.
Это уже паршиво. Дол лучше бы научиться язык держать за зубами! Для отца данная тема,
как для меня тема матери – сносит крышу и начисто отбивает здравый смысл.
- Так было нужно, – отвечаю я, слыша, как грузно он дышит, – я заступился за Ари.
- А кто заступится за тебя, когда ты окончательно потеряешь мое доверие?
- Пап, пожалуйста.
- Я не собираюсь повторять дважды, Мэтт. Или ты возвращаешься прямо сейчас или можешь
оставаться у Монфор, сколько тебе влезет.
- Ставишь мне условие? – Трудно поверить, но я усмехаюсь. Наверно, сошел с ума.
И я жду, что отец ответит, но он вдруг бросает трубку. Я даже не сразу понимаю, что на
другом конце звучат протяжные, мертвые гудки. Рука безвольно падает на колени, где-то в груди
взвывает колючий шар из вины и злости, и я паркуюсь около коттеджа Монфор и, заглушив
двигатель, упираюсь лбом о потертый руль. Черт. Кажется, с каждым днем на мои плечи
наваливается все больше и больше отборного дерьма.
Что делать? Вернуться домой? Но тогда я буду вдалеке от Норин и Мэри-Линетт, это не
вариант, я не могу себе этого позволить. Я должен быть рядом, чтобы быть в курсе. Так или
иначе, находясь в особняке Монфор, я становлюсь причастным к событиям, нахожусь в их
центре и могу хотя бы пытаться их менять и ими манипулировать. Переехав домой, я потеряю
все нити, я потеряю Ариадну. Нет. Покачиваю головой. Ее я потерять не могу.
«Но, а что насчет папы?» – возникает вопрос в моей голове.
Он будет волноваться, ему может вновь стать плохо. И я опять буду виноват. Опять!
Я неожиданно вспыляю и ударяю ладонью по рулю, прекрасно понимая, что помочь мне
этот жест никак не поможет, но хотя бы позволит выпустить пар.
- Мэтт, ему же больно! – Восклицает Хэйдан, а я обескуражено гляжу на него из-под
опущенных ресниц и ни черта не понимаю. – Тише, мой мальчик, – внезапно шепчет брат, нежно
