Я не думаю, что это «фашистские» книги, но в любом случае они не противоречат
идеям просвещённого торизма XVIII в., которыми англичане так
часто утешают себя в наши нелёгкие времена. Эти книги не сомневаются в
благородстве намерений белых мужчин в серых одеждах, которые откуда-то
знают, что для нас лучше всего.
Возможно, я так агрессивно реагирую на Льюиса и Толкина потому, что
подобная утешительная ортодоксальность для меня так же противна, как и
любая другая эгоистичная и человеконенавистническая доктрина. Возможно,
стоило бы посочувствовать их беспокойству, что периодически проглядывает
из-под толстых слоев чванливого самодовольства, типичного для
второсортного учителя, столь радостно высмеянного Пиком и Роулинг. Но
трудно испытывать сочувствие перед оскалом их скрытой агрессии, которой
к тому же часто сопутствует глубоко укоренённоё лицемерие. Их теории
возвышают чувства той разочарованной и полностью дискредитированной
части подавленного английского среднего класса, которая даже в своём падении
слишком боится открыто жаловаться («Нас ведь выгнали из Родезии,
знаете ли»). Не говоря уже о том, чтобы жаловаться Высшей Власти — своему
Богу-Тори, который, по всей видимости, их подвёл.
Именно авторы романов-бестселлеров, вроде Уорвика Дипинга («Соррелл
и сын»), после Первой Мировой Войны адаптировали старую сентиментальную
мифологию, в частности миф о Самопожертвовании, чтобы помочь
нам перенести войну — и подготовить нас к дальнейшим войнам. Тем
самым они подарили нам гнилую мораль, основанную на бездеятельных
«приличиях» и самопожертвовании, благодаря которой мы, британцы, могли
бы утешить себя в нашей моральной апатии. Даже Джон Бакен отвлёкся
от своих антисемитских речей, чтобы внести свой вклад в это благородное
дело. Главным правилом была умеренность. Она-то и убивает фэнтези Толкина,
которое из-за своей умеренности не дотягивает даже до полноценного
рыцарского романа, не говоря уже об эпосе. Холмики и рощи Шира, его
внутреннего Суррея, — «безопасны». Дикие пейзажи повсюду за пределами
Шира «опасны». Сам жизненный опыт опасен. Пагубность «Властелина колец»
состоит в том, что он одобряет ценности государства, пребывающего в
упадке, средний класс которого потерял свою моральную состоятельность.
Своей же трусливой самозащитой английский средний класс создал проблемы,
решением которых стала беспощадная логика Тэтчер. Человечность была
осмеяна и задвинута на задний план, а приемлемой заменой ей стала сентиментальность.
И похоже, что немногие видят разницу между ними.
