Такая постановка вопроса породила в обществе двойной резонанс.
— Мало того, что вы предлагаете целой цивилизации — миллиардам разумных
существ! — рискнуть собственным существованием ради призрачной
цели! Кто, в конце концов, возьмётся поручиться, что ваше вмешательство
не приведёт к ещё большим жертвам и ужасам на историческом пути?!
Но вы ещё и хотите лишить наше человечество — нас! — самой его истории,
его героев и его мучеников! Лишить всего того, что привело нас к нашему
нынешнему состоянию, к прекрасному, неторопливому и чистому настоящему
нашего мира! Нет уж, пусть мёртвые сами хоронят своих мертвецов.
Они выполнили свой долг перед нами, они дали нам наш мир и нас самих
— таких, какими мы себя знаем и ценим. Нельзя покушаться на эти завоевания!
— Ах, они выполнили свой долг перед вами! — возмущался Нильсен,
один из главных сторонников эксперимента со временем. — А вы им, случаем,
отдать свой должок не желаете?! Или вы уже никому ничего не должны?
Как всякое совершенство, вы в принципе не обладаете никакими стимулами
к внутреннему развитию; в частности же, и совесть вас не мучает! Уйду
от вас, в дальний космос уйду! Не хочу иметь ничего общего с миром
зажравшихся, совершенных в своей отвратительности мещан!
На попытки справедливо урезонить его, напоминая о соображениях общественной
безопасности, Нильсен грязно ругался:
— Подарю каждому совершенному существу по лазерному ватерпасу!
Чтобы вымеряли, достаточно ли ровно они на собственных задницах сидят!
А то вдруг случится ужас и позор: существо возвышенное и прекрасное, совершенное,
как платоновская идея, а на заднице сидит неровно, отклонение
аж до трёх миллиметров по каждой оси! Позору не оберёшься!
С Нильсеном перестали разговаривать и стали его ругать. В отместку,
как и следовало ожидать, Нильсен и его сторонники собрали вокруг себя
партию молодых радикалов, а ругань самого Нильсена стала откровенно неприемлемой:
— Вы — либеральные демократы! — крыл он своих оппонентов, не утруждая
себя более научной и этической аргументацией.
Сторонники эксперимента тоже составляли немалую часть общества. Их
соображения были куда менее доступными для логики, зато обладали заманчивым
и дразнящим ароматом всемогущества:
— Вы хоть представляете, какие возможности это даст?! Человечество
выигрывает во времени развития, выигрывает в отсутствии страданий и исторических
мерзостей. Да, новый мир создаётся в борьбе с трудностями. Но
трудности мира и гнусность общества — не синонимы! Мы не знаем тех
проблем, которые знали люди прошлого, сражавшиеся с себе подобными; но
разве меньше стало у нас героев, или много легче стала наша жизнь?! Нет, у
нас сменились и задачи, и масштабы, но история не прекратила своё течение.
Отчего же вы опасаетесь, что люди нашего прошлого внезапно окажутся
хуже и слабее нас, только оттого, что им не придётся драться друг с другом
в таких масштабах?
